— В сортире тебя пронесет! Запрос! Сделай запрос сначала!

— Уже нет времени. Простите, ребята. У меня приказ.

— Сдохнуть самому и похоронить других?!

— Уничтожить генератор в случае сбоя. Второй номер! Ключ! Ключ в гнездо, я сказал! Пристрелю, нах-х! Вот так. Поворот. Объявляю инициализацию программы. Код…

— Пи-и-из-с-с…

* * *

Снаружи, на поверхности, взрыва слышно не было. Только вздрогнула земля. Чуть приподнялась гигантскими пластами и сразу просела.

Кукурузное поле, обычное, ничем не примечательное среди других таких же необъятных полей, нарезанных прямыми и узкими лесополосами на квадраты и прямоугольники, дернулось, как живое. Ухнуло вниз. Сползло в образовавшуюся пустоту.

Земля провалилась и осыпалась. Поле стало широким оврагом.

В месиве глины, чернозема, толстых изломанных стеблей с жесткими листьями и крепкими початками трудно было разглядеть остатки искореженного железобетонного купола.

Секретного Южанского полигона-лаборатории больше не существовало. Подземный бункер — засыпанный, выжженный и выплавленный изнутри — стал братской могилой для нескольких десятков человек. Уцелел только транспортно-коммуникационный тоннель, однако он теперь упирался в толстые, бронированные намертво заваленные ворота. В ворота, которые никто так и не успел открыть.

Вышедший из-под контроля Т-генератор был уничтожен, однако ни погасить, ни локализовать уже выработанное им темпоральное поле не удалось. Поле самоформировалось наверху, снаружи. Над только что образовавшимся оврагом медленно оседала пыль, а из-под земли призрачными ручейками сочились белесые струйки. Это был не дым и не пар. Плотная матовая дымка сгущалась и быстро заполняла впадину среди кукурузных полей.

В клубящемся молоке мелькнула темная тень. Одинокий всадник на низкорослом мохнатом коньке вороной масти вынырнул из туманной мглы, будто из морской пучины, натянул повод и растерянно завертел головой.

Всадник был в длинном стеганом халате с разрезом до талии и подвернутыми полами. Под халатом тускло поблескивали панцирные пластины, голову прикрывал островерхий клепаный шлем, у седла висел лук в кожаном чехле, за спиной, в обшитом мехом полупустом колчане, топорщились оперения стрел. В левой руке наездник держал небольшой круглый щит с посеченной обивкой из бычьей кожи, в правой — обнаженную саблю.

Клинок был в свежей крови: с изогнутого лезвия еще капали красные капли. Кровью были забрызганы одежда всадника, конские бока и ноги.

В раскосых глазах на обветренном лице цвета обожженной глины читалось недоумение, граничащее с испугом. Несколько секунд всадник нерешительно крутился на месте, затем все же поборол страх, чуть сжал колени и заставил вороного жеребца взбежать на край оврага.

Привстав на стременах, наездник окинул взглядом незнакомую местность. Была ночь, светила луна, сияли звезды. Необъятные поля кукурузы и рассекающие их длинные узкие лесополосы были всаднику в диковинку.

— Хей-хей, Хуурмаг! — негромко шепнул он в ухо вороному.

Приземистый конек осторожно, с опаской въехал в высокие заросли и утонул в них с головой.

Меньше чем через минуту он вернулся обратно к оврагу. И конь, и всадник вновь растворились в густой молочной пелене.

Глава 2

— Высокая трава, говоришь? — единственный глаз Субудэя поблескивал, как острие каленой стрелы. — Квадратные поля и рощи, похожие на ограды?

— Да, непобедимый, — Далаан отвечал, не отводя взгляда.

Субудэй не любил, когда, разговаривая с ним, прятали глаза. «Глаза прячут трусы, лжецы и тайные злоумышленники», — говорил Субудэй-богатур. Далаан не относился ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим, а потому смотрел прямо.