В настоящее время подобный взгляд на вещи уступил место строгому мышлению наивных последователей «Нью Эйджа», которые черпают духовное воодушевление в кристаллах и анодированных металлах, сферических искрящихся машинах и ньютоновских маятниках, но не стремятся к более глубокому пониманию принципов, лежащих в основе подобных игрушек. Нам кажется, что благоговение, испытываемое учеными на пути к пониманию, обладает намного большей духовностью, чем философия Нью Эйджа.

В наше время можно встретить таинственных массажистов, ароматерапевтов, иридологов — людей, которые верят, что изучив радужку глаза или свод стопы, можно дать целостную оценку здоровья человека. Их верования уходят корнями в работы эксцентриков эпохи Ренессанса — таких, как Ди или Парацельс. Однако эти люди пришли бы в ужас, узнай они, что в будущем на них станут ссылаться, как на авторитетов — особенно, если речь идет о таких узколобых потомках.

Особое место среди тех, кто почитает авторитет Парацельса, занимают гомеопаты. Один из базовых принципов гомеопатии состоит в том, что лекарство становится тем сильнее, чем больше оно разбавлено. Этот принцип позволяет гомеопатам рекламировать свои лекарственные средства как совершенно безвредные (это же просто вода) и в то же время невероятно эффективные (в отличие от воды). Противоречия они в этом не видят. Кстати, в инструкции к гомеопатическим таблеткам от головной боли сказано: «Примите одну таблетку при легкой боли и три таблетки — при сильной». А разве не должно быть наоборот?

Такие люди не испытывают потребности думать над тем, что они делают, поскольку их вера опирается на авторитет. Они не станут задаваться вопросом, который не пришел в голову авторитетной личности. Например, гомеопаты в поддержку своих теорий приводят высказывание Парацельса: «То, что вызывает болезнь, одновременно является лекарством». Но ведь Парацельс всю свою карьеру выстроил именно на отрицании  авторитетов. К тому же, он никогда не говорил, что болезнь всегда  является своим собственным лекарством.

Сравните современный разгул легкомыслия с критическим и здравым отношением большинства ученых Ренессанса к идее о том, что мистические ритуалы способны открыть истинную сущность Вселенной. Люди, подобные Ди, в том числе и Исаак Ньютон, воспринимали эту критическую позицию весьма серьезно. То же самое в значительной мере можно сказать и о Парацельсе: к примеру, он отказывался признать, что звезды и планеты оказывают влияние на части человеческого тела. В эпоху Возрождения считалось, что хотя творение Бога содержит в себе таинственные элементы, они не являются каким-то мистическим знанием, а просто спрятаны[17], неявно вшиты в ткань реальности.

Похожую точку зрения разделял и Антони ван Левенгук, восхищаясь крошечными существами, обитающими в грязной воде или сперме — это было поразительное открытие, свидетельствующее о том, что Чудо Творения можно встретить даже в микроскопических масштабах. Природа, созданная Богом, оказалась куда сложнее. Она доставляла нам эстетическое удовольствие и поражала своими сокровенными чудесами. Именно так Ньютон восхищался математическими законами, сокрытыми в движении планет; лишь часть природы, явленной нам Богом, была доступна невооруженному глазу — эта идея перекликалась со взглядами герметиков (философия, восходящая к учению Гермеса Трисмегиста).