Старшой вышел, оставив меня одного. Вернулся через несколько минут.

— Даже не знаю, что с вами делать. Хотите, мы вас демобилизуем, и даже проездные документы в Ленинград оформим?

— Не хочу. Я еще с немецкими стервятниками не поквитался за эшелон разбомбленный, за женщин, за детишек убитых. В истребители меня точно не возьмут, так я их с земли достану. Вы только от прицела меня не убирайте, товарищ старший лейтенант.

— Это уже ваш новый комбат будет решать. А хотите, мы Вас при штабе полка оставим, должность подходящую подберем, а там придет из Ленинграда подтверждение, звание среднего командира получите.

Ага, придет подтверждение, щас-с! И не только потому, что нечего подтверждать, но и потому, что не до подтверждений будет в ближайшее время в Ленинграде. Да и этот полк скоро в очередном котле свариться может.

— Спасибо за предложение, товарищ старший лейтенант, но я все-таки хочу на фрицев через оптическую трубу еще раз взглянуть.

— Как Вы сказали? На "фрицев"?

— На фрицев. Это одно из наиболее распространенных у них имен. Да какая разница, как их называть. Фрицы, гансы, адольфы. Один черт.

— Ладно, идите, — машет рукой лейтенант.

Когда я оказываюсь в коридоре, Костромитин с Петровичем уже ждут меня там.

— Ну, как?

— Нормально. А у вас.

— Да, вроде, все гладко прошло.

— Вот и хорошо, — подвожу я итог, — пошли столовую искать.

У нас на троих только один котелок, поэтому раздающий валит в него тройную порцию. Мы едим пшенную кашу с "машинным" маслом, по очереди черпая ее из котелка Петровича. Впрочем, мы не одни такие, кто-то утратил свое имущество при отступлении, кто-то и вовсе его не успел получить. На вкус каша весьма мерзкая, а порция маленькая. На таком питании, без приварка, можно только медленно загнуться. Выход один – отправка в действующую армию. Видимо, на этом и строится расчет, чтобы в тылу надолго не засиживались. После ужина мы идем устраиваться в казарму.

Казарма этого полка от привычной советской казармы, в которой я провел далеко не лучшие годы своей жизни, отличалась как студенческая общага от четырехзвездочной гостиницы. Длинное помещение с деревянными нарами в три уровня, и "взлетной полосой" посередине. Постельное белье в принципе отсутствует, дощатый пол изрядно загажен красноармейскими и командирскими сапогами, но у меня уже руки заныли и спина в предчувствии ближайшего парко-хозяйственного дня. Ох, чую сдохнем мы все на этом полу, ну кроме лейтенанта, разумеется. Сунул нос в уборную. Ужас.

Что удивило, так это отношение к личному оружию. Винтовки стоят в пирамидах прямо в центральном проходе. Оружие самое разное: трехлинейные образца 1891/30, СВТ образца 1938 и 40 годов, короткие карабины Тульского оружейного завода, явно дореволюционного выпуска. И никаких цепочек через скобы спусковых крючков. Патроны тут же в пирамидах, доверяют, однако личному составу отцы-командиры. У нас же была оружейная комната под семью замками и со звуковой сигнализацией. Патроны в отдельном сейфе хранились. И все закрыто, опечатано и недоступно. Пристраиваю свою СВТ в ряду других, магазин забираю с собой.

Находим усатого старшину, который выдает нам по тощему матрасу, еще более тощей подушке и старому до дыр протертому одеялу.

— Средний комсостав располагается на другом этаже, — сообщает старшина Костромитину.