Без этой безделушки она чувствует себя голой.

Брошенной на милость непредсказуемой судьбы.

Примерно десять минут спустя дверь тихо открывается. Это не Филипп Пападакис и не медсестра. Это кто-то пониже ростом.

Виолен.

Кассандра пытается защититься, но она привязана, она пытается кричать, но противница уже засунула ей в рот тряпку и закрепила ее ремнем.

Виолен Дюпарк достает из кармана скальпель.

— Око за око, зуб за зуб, — бормочет она, вплотную подходя к кровати.

Кассандра различает глубокие шрамы, рассекающие щеку и шею Виолен. Они еше не зарубцевались.

Острое лезвие приближается к скуле Кассандры. Она опускает веки.

45

Странно, каким долгим кажется отрезок времени между моментом, когда кто-то решил совершить поступок, и моментом, когда этот поступок становится реальностью.

Как долго будет она подносить скальпель к моему лицу? Может быть, у меня изменилось восприятие времени. Наверное, я переживаю настоящее на замедленной скорости.

Нет, это не Виолен действует медленно, это я думаю слишком быстро. В ускоренном темпе.

Я должна отреагировать. Я должна преподать ей второй урок.

Пусть даже она никогда не поблагодарит меня.

46

Все происходит в одно мгновение. Зрачки Кассандры сужаются, определяют цель.

Движением бедер она откидывает одеяло с простыней, обнажает ноги и сгибает их. Ее колени, словно клещи, обхватывают голову Виолен и резко тянут ее вниз. Падая, противница роняет скальпель на постель. Кассандра еще сильнее стискивает ногами шею Виолен, которая вырывается, пытаясь освободиться. Одновременное этим Кассандра, пользуясь тем, что веревка недостаточно туго перетягивает ее правое запястье, овладевает скальпелем. Ловким движением она, продолжая сжимать шею Виолен ногами, перерезает путы, обездвиживающие левую кисть. Затем, освободив обе руки, хватает Виолен, прижимает ее к кровати, переворачивает, заламывает ей локоть за спину и заталкивает ей в рот кусок простыни, чтобы она не кричала. Кассандра выкручивает ей вторую руку и своими веревками стягивает запястья противницы, несмотря на отчаянное сопротивление последней. Уже не торопясь, Кассандра отрывает шнурки штор и связывает Виолен покрепче, чтобы она никак не смогла поднять тревогу.

Потом поправляет кляп.

— Ничего личного, — говорит Кассандра. — Но меня ждут дела поважнее.

Виолен лихорадочно пытается высвободиться, но тщетно. Из ее заткнутого тряпкой рта вырывается возмущенное мычание.

Проблема многих людей заключается не в том, что они злые, а в том, что они просто не понимают, что же на самом деле происходит, потому что не могут представить себя на месте другого человека.

— Если будешь слишком активно дергаться, то порежешься о веревки. Они тонкие и прочные, мне очень жаль, но других здесь нет.

С другой стороны, кто бы смог встать на мое место и почувствовать то, что чувствую я?

Кассандра разрешает себе поцеловать в лоб побежденную противницу, что приводит ту в еще большее бешенство.

В любом случае, с именем, которое включает в себя и насилие, и ненависть, она должна быть готова к трудной жизни. В конце концов. Пападакис, может быть, и прав: имя активизирует секретную программу, спрятанную в глубине нашего сознания.

Наконец-то Кассандра надевает часы на запястье и смотрит на экран: «Вероятность умереть в ближайшие пять секунд: 19 %».

Оставив Виолен в изоляторе, она крадется по школе в пижаме. Девять часов вечера, никого уже нет. Единственный свет в коридорах — дежурные лампы-ночники. Кассандра осторожно движется в сторону кабинета директора.

Войдя в дверь, она видит шкаф, заполненный пронумерованными папками.