Изменить размер шрифта - +
Это ничего не значит. Рисунок не только не разрушает нашу читательскую веру, но и сообщает ей необходимую опору, придает осязаемую конкретность. И все потому, что научная логика неотрывна у А. Толстого от поэзии, которая всегда волнует нас в неподдельной фантастике.

Я до сих пор храню в сердце поразительное ощущение, которое навеяло на меня описание марсианской "поющей книги". Трудно удержаться, чтобы не привести из него хотя бы отрывок:

"Эти переходящие одна в другую страницы были покрыты цветными треугольниками величиною с ноготь. Они бежали слева направо и в обратном порядке неправильными линиями, то падая, то сплетаясь. Они менялись в очертании и цвете. Спустя несколько страниц между треугольниками появились цветные круги, меняющие форму и окраску. Треугольники стали складываться в фигуры. Сплетения и переливы цветов и форм этих треугольников, кругов, квадратов, сложных фигур бежали со страницы на страницу. Понемногу в ушах Лося стала наигрывать едва уловимая, тончайшая изумительная музыка".

На концертах цветомузыки я всегда вспоминал эти удивительные строки. И, признаюсь честно, цветомузыка перестала меня радовать. Я до сих пор мечтаю о "поющей книге". В ней заключался именно тот неуловимый элемент чуда, который нельзя объяснить. Да он и не нуждается в объяснении, как самостоятельно открытая ценность.

В описании покинутых городов Марса, в эзотерическом мифе об Атлантиде у А. Толстого также были предшественники. Тот же Богданов, Рудольф Штайнер, Елена Блаватская. "Во времена гибели Атлантиды, — пересказывал теософский миф известный советский антлантолог Н. Ф. Жиров, — часть атлантов спаслась на реактивных кораблях, перелетев в Америку и Африку, а другая часть на космических ракетах якобы улетела на другие планеты. Эта легенда… была положена в основу ряда глав фантастического романа А. Н. Толстого «Аэлита».

Ту же легенду, как отмечает А. Ф. Бритиков, пересказала в своем романе "Смерть планеты" и Крыжановская-Рочестер.

Более того, можно согласиться с исследователями, которые находят у А. Толстого перекличку идей с марсианским циклом Берроуза, где среди слабосильных вымирающих марсиан тоже действуют гиганты-земляне. Есть у Берроуза и подробное описание покинутых городов, и животрепещущие картины воздушных битв, и борьба между черной и красной расой.

Все это, видимо, так… Но недаром А. Толстой подчеркивал, что пользуется "всяким материалом". Из этого "всякого материала" ему удалось отлить сплав удивительного блеска, звона и цельности. Нигде в мировой литературе мы не встретим красноармейца Гусева с лимонкой на поясе, который готов отдать жизнь за то, чтобы простым людям на далекой неведомой планете жилось хоть чуточку легче. А самоотверженный Шельга? Или мятущийся, страдающий Лось? Разве похож он на космоковбоя Диксона Картера? Не более чем порывистая нежная Аэлита на марсианскую секс-бомбу Дею Терис!

Вот почему А. Толстого по праву ставят в один ряд с Гербертом Уэллсом и Жюлем Верном. О картотеке Жюля Верна и о методах его строго научной разработки фантастической фабулы написаны целые трактаты. Я уверен, что недалек день, когда появится исследование о том, как работал Алексей Толстой, инженер, ученый, писатель-фантаст.

Он несколько раз перерабатывал свои вещи, сообщая им большую научную строгость и достоверность, добиваясь максимального «футурологического» эффекта. Ведь писатель-фантаст — это и провозвестник будущего. Вот что говорил по этому поводу сам Алексей Николаевич:

"Писателю надо вооружиться действительно глубокими знаниями, способностью оперировать точными цифрами и формулами. Могу привести пример: в "Гиперболоиде инженера Гарина" я писал о ядре, пущенном в землю на глубину в 25 км. И только сейчас, перерабатывая своего «Гарина», я обнаружил эту ошибку. Ведь ядро, падая на 25 километров, будет совершенно расплющено.

Быстрый переход