Тут китаец поднялся и подошел к Михелю Мельцеру вплотную, словно собирался доверить ему очень важную тайну.

– Через десять дней из гавани в направлении Венеции уходит корабль. Его груз адресован Папе Римскому. Там будет бумага, только бумага, но цениться она станет на вес золота. Там будет десять тысяч индульгенций, которые заказал Папа. Десять тысяч! Понимаете ли вы, что это значит?

– Могу себе представить, мастер Лин Тао. Если понтифекс потребует пусть даже по десять гульденов за каждую – а для некоторых отпущение грехов стоит гораздо дороже, – Его Святейшество заработает на этом… Боже мой, да такого числа нет!

– Теперь вы понимаете, почему надо спешить?

– О да, – ответил Мельцер, – прежде всего когда думаю об оплате за работу. При цене всего один гульден за индульгенцию для вас это составило бы десять тысяч гульденов…

– … десятая доля вам, если удастся сделать буквы.

Не веря своим ушам, Мельцер поглядел на китайца, затем поднял обе руки и развел пальцы.

– Тысяча гульденов, мастер Лин Тао?

– Верно! – бесстрастно ответил тот. – Тысяча. А это, – он указал глазами на кучку дукатов, лежавшую на постели, – всего лишь задаток.

Зеркальщик удивленно покачал головой. Цифры всегда смущали его ум, особенно когда речь шла о деньгах. Мельцер считал деньги выдумкой дьявола. Если их нет, человек вынужден добывать их тяжким трудом. Но если они есть, – а зеркальщику довелось пережить обе ситуации, – то нужно заботиться о том, чтобы они не утекли сквозь пальцы, что гораздо труднее, чем достать их.

– Я бы, – задумчиво начал Михель Мельцер, – охотно помог вам, мастер Лин Тао, но ваша затея требует огромных затрат!

– Это не должно волновать вас, – слегка раздраженно ответил китайский посланник. – Скажите, согласны ли вы с обещанной платой и готовы ли вы взяться за выполнение этого поручения?

– Ну конечно же, – воскликнул Мельцер, – если вы создадите все условия! Мне нужна плавильная печь, дерево – ясень или бук – свинец, олово и сурьма, и немало глины высшего сорта. Кроме этого, деревянная рама и пресс, решетка для сушки и сундуки, столько, сколько можете достать. И все это к завтрашнему дню!

– Хорошо, – спокойно ответил Лин Тао. Зеркальщик удивленно поглядел на китайца, словно тот не расслышал его слов.

– Я сказал «к завтрашнему дню», – повторил Мельцер.

– Я так и понял. Спрячьте ваши деньги в безопасное место и следуйте за мной!

Мельцер послушался и направился за своим провожатым. Они дошли до полуразрушенной церкви к северу от Авгус-тиноса, где жили котельщики, стеклодувы и оловянщики. Портал здания был заколочен тяжелыми балками, словно неприступная крепость. Но под козырьком справа была дверь, ведущая внутрь.

Прошло некоторое время, прежде чем глаза Мельцера привыкли к темноте, царившей в церкви. Он замер от удивления: вместо алтаря вздымалась высокая плавильная печь с местом для котла и высоким дымоходом высотой с колонну в соборе. Стволы деревьев и слитки свинца, меди и олова лежали целыми стопками, готовые к использованию. В поперечном нефе стояли две бумажные фабрики. Они были больше, чем те, что Мельцеру когда-либо доводилось видеть, и, кажется, уже сослужили неплохую службу: в боковых продольных нефах лежали высокие стопки неразрезанной бумаги. Добрая дюжина прессов и веретен толщиной с молодое деревцо находились рядом, в главном нефе. А там, где раньше был вход в церковь, стояли столы с деревянными рамами, а также сундуки и ящики – числом около сотни, и двенадцать чанов с глиной.