Меня подобрали на одиннадцатый день. Стив Хьюз, Черный Сокол. Когда «Соло» выхватил яхту с оранжевыми курьерскими шашечками из смертельной ловушки, когда я понял, к кому попал, — я поверил в действенность родительских проклятий.

Помню, что я плакал. А вокруг смеялись. А потом чей-то издевательски вежливый бархатный голос спросил:

— Что, жить хочешь?

Я кивнул. Закивал часто-часто, тщетно пытаясь пропихнуть «хочу» или хотя бы «да» сквозь закупоренное смертельным ужасом горло.

— Ладно, живи, — насмешливо разрешил Черный Сокол. — Пригодишься.

Скоро я узнал, что груз, мой груз, преспокойно попал по назначению — просто за совсем другую цену; ну а то, что Юню пришлось заплатить неустойку, казалось Хьюзу верхом остроумия.

Узнал и то, что я в розыске — как вор.

Я ненавидел Хьюза.

Но куда больше я ненавидел собственную слабость. Ненавидел — и ничего не мог с ней поделать.

Огонь-холод. Холод-огонь. Красная пелена сменяется мертвой чернотой пустых экранов. Черноту пустого космоса затягивает красная пелена. Мне становится хуже, но это ничего не значит. Еще долго протяну. «Ты так и не стал нашим, Андрей». Не стал, верно. Лучше бы мне было умереть сразу. Год у Хьюза явно лишний в моей бестолковой жизни.

И уж точно лишний — тот день, когда я отвлекся от задания ради выпавшей по поиску статьи Иванчука со звучным названием «Время зеро». Иванчук вел спецкурс общения с локсами, и это благодаря ему я стал получать рейсы на Локсиа. За них хорошо платили, но, честное слово, туда я бы и бесплатно летал. Планета локсов меня заворожила. Я не понимал тех, кто считал ее дикой. Я мог часами смотреть с гостевой станции вниз, на серебряные вершины папоротников, идущие волнами под резким ветром, пить влажный воздух, болтать с технарями на заправке. Я ничуть не боялся локсов — и, по-моему, им это нравилось. Смешно: веками люди придумывали иномирцев один ужаснее другого, а в итоге оказались совсем не готовы взглянуть без страха всего лишь на динозавра-недоростка. Наверное, это и есть то, что наш падре называл «гордыня» — инстинктивный, бессознательный отказ признать «вот этих» равными себе, такими же разумными, равноправной стороной в контакте, а не объектом сафари.

Но я не думал, что мне придется однажды умирать из-за них. Из-за них — и Черного Сокола, застукавшего меня за статьей о локсах.

Эта статья была как привет не из прошлого даже — а из несбывшегося будущего. Иванчук называл меня лучшим в потоке, он мог бы взять меня с собой на зеро-тайм, хотя бы пилотом; но не в этом дело. Там, в этом будущем, я был бы свободен. На мне бы не было крови. Я так же рылся бы в информации, всегда это любил, но искал бы то, что интересно мне, а не Черному Соколу. Я читал, и мне хотелось выть.

Красная пелена жара спадает, чернота экранов размывается слезами. Уймись, шепчу я. Хватит. Ты сам виноват, Андрей. Хватит себя жалеть. Будь наконец мужчиной.

Думай о другом. Вот хотя бы о «времени зеро». Ведь это из-за него ты здесь.

Зеро-тайм, переломный год. Взросление нового поколения, конец и начало эпохи. Людям не понять, наверное — хотя формально это похоже на нашу смену веков. Но то, что кажется простым, часто бывает трудно уяснить до конца, а зеро-тайм… На первый взгляд — и правда проще некуда. Вступает во взрослую жизнь молодежь. У людей — ежедневная обыденность. У локсов — праздник, ритуал, который случается раз в триста сорок лет. Странная, казалось бы, биология. Но они живут. И получше людей живут. Не биоцивилизация и не технологическая — нечто среднее.