Вика, в самом деле страстная любительница посуды, заинтересовалась, подошла поближе и ахнула. Бабулька держала в руках изящную вещичку из серебра, явно раритетную и очень дорогую.

– Сколько хотите за безделушку? – прикинувшись равнодушной, поинтересовалась Викуша.

– А сколько дашь! – прокашлял божий одуванчик. – Полтысячи не жалко?

Викуша чуть было не сказала, что пятьсот баксов все‑таки дороговато за одну чашечку, отдайте, мол, за триста. Но тут до нее дошло, что бабуля хочет пять сотен в рублях.

– Дорого тебе? – по‑своему поняла молчание потенциальной покупательницы старушка. – Так и быть, за четыреста уступлю. Ты не сомневайся, видишь пробу? Хочешь, возьми блюдечко и сходи вон туда, в ювелирный магазин, они подтвердят: серебро это, без обману. Это наша семейная реликвия, да нищета заела, вот и продаю.

Викуша с радостью протянула бабульке деньги. Та, аккуратно спрятав ассигнации, спросила:

– А может, весь сервиз захочешь?

– Какой? – спросила Вика.

– Так чашка из набора, – пояснила старушка, – дома еще пять стоят.

Обрадованная неожиданной удачей, Вика сунула пенсионерку к себе в машину, отвезла ее по указанному адресу в деревню и увидела в буфете красоту писаную. Плохо понимавшая ценность сервиза старуха запросила за него триста баксов, и Вика с превеликой радостью их отдала.

– Ну что, попробуем чай из этих чашек? – потирала руки Вика. – В первый раз я такой сервиз видела недавно в антикварном, но он стоит десять тысяч баксов, вот и не купила. А тут такая феерическая удача. Эх, жаль, совочка для сахара нет, потерялся, похоже.

– И чего хорошего в старой посуде, – скривилась Маня, – не понимаю я этого! Лучше новую купить, зачем пить из плошек, которыми пользовались посторонние люди? Фу, по‑моему, это негигиенично.

– Я их тщательно вымыла, – рассердилась Вика.

– Все равно, – уперлась Маня.

Чтобы загладить бестактность девочки, я быстро сказала:

– Викуля, налей мне чайку или кофейку.

– Кофе не в эти чашки, – бормотнула Вика.

– Почему? – удивилась Зая.

– А бабушка предупредила: они только под чай, от кофе портятся.

И она загремела в буфете посудой, на свет появились фарфоровые изящные чашечки.

– Кофе сюда налью, – сообщила Вика, – так, кому что?

– Мне, естественно, чай, – плотоядно потер руки Андрюшка, – терпеть не могу кофе.

– И мне чаю, – хором ответили мы с Зайкой.

– Хочу кофе, – быстро сказала Маня.

Я подавила улыбку. Маруська никогда не употребляет этот напиток, он ей активно не нравится, просто она не хочет прикасаться к антиквариату.

– Я тоже, пожалуй, кофейку, – протянул Кеша.

Мне стало совсем смешно. Брезгливый до болезненности, Аркашка избрал ту же тактику, что и Манюня.

Дегтярев же отказался и от того, и от другого.

– Позже, – сказал полковник, – я так объелся, что в меня ничего не вольется.

Домой мы поехали около полуночи. Кавалькада машин вырулила на шоссе. Кеша, посадив около себя Маню, как всегда, нажал на газ и унесся далеко вперед. Александр Михайлович, обладатель черного «Запорожца», безнадежно отстал, он не слишком уверенно чувствует себя за баранкой.