– Здесь нас никто не услышит, – сообщил он мне с таинственным видом.

Бросив взгляд на лестницу, я машинально прикинул, сколько шума наделает насильно спущенный по ней человек, но возражать не стал, а лишь кивнул с понимающим видом.

– Сегодня или завтра отец засадит тебя писать книгу и предоставит в твое распоряжение все необходимые материалы, – заговорил Марк. – Я должен иметь к ним доступ, но так, чтобы об этом не знала ни одна живая душа.

Я неуверенно покрутил головой.

– Все зависит от требований, которые будут мне выдвинуты. Если с меня возьмут клятву или подписку о неразглашении тайны, то разве я смогу нарушить слово? – воскликнул я с пафосом.

– Не юродствуй, Бодров. – Марк поморщился.

– Я серьезен, как председатель Центробанка, обещающий стабильность рублевого курса.

– Нет, ты юродствуешь, – упорствовал Марк. – Твоя обычная манера поведения, когда ты оказываешься в затруднительном положении. Я ведь читал твои книги, Бодров. Особенно внимательно ту, первую, в которой описаны реальные события.

– Чушь! – возразил я. – Классику нужно знать! – Прикрыв глаза, я начал цитировать наизусть: «Любые совпадения с реально существующими…»

– Отец навел справки, – перебил меня Марк. – Ты написал правду. Это одна из причин, по которой он остановил выбор на тебе… Хочешь три тысячи долларов, Бодров?

– А? – растерялся я. Концовка фразы прозвучала слишком уж неожиданно.

– Три тысячи долларов и полная конфиденциальность, – развил свою мысль Марк. – Соглашайся. Я ведь могу значительно облегчить твою жизнь, а могу и усложнить ее до крайности. Ну, что скажешь? Мы договорились?

Он ждал ответа так нетерпеливо, что пришлось мне выдавить из себя:

– М-м…

С равным успехом это могло означать и «да», и «нет» – вот в чем прелесть междометий. Впрочем, мычать мне больше не пришлось, потому что в следующий момент запыхавшийся охранник доложил, что доступ к телу вождя наконец открыт.

– Вас ждут, – напомнила двухметровая кобылица, улыбчиво оскалив зубы до самых десен.

Ее лицо при этом приобрело определенное сходство с лошадиным, но голос оказался певучим, ничуть не напоминающим ржание, которого от нее можно было ожидать. Непринужденно поправив левую грудь, норовящую выпрыгнуть из чашечки черного лифчика, она прошла мимо меня к двери кабинета, чтобы предупредительно открыть ее перед моим носом. Проводив взглядом ее грандиозные веснушчатые ягодицы, разделенные каким-то жалким шнурком, я подумал, что при виде таких пышных форм у неуравновешенного человека запросто могут пробудиться каннибальские инстинкты.

Несмотря на то что разминуться с выпяченными ягодицами мне удалось благополучно, в кабинет я ввалился с несколько очумелым видом, а получив приглашение присесть на стул, опустился на него лишь со второй попытки. Заметив мое состояние, единственный обитатель кабинета удовлетворенно хохотнул за своим столом:

– Впечатлений – море, а, писатель? Мне один умник-психолог порекомендовал эту шокотерапию. На мужиков действует безотказно. Валит наповал! До тебя был следователь из прокуратуры. Так он полное название своей должности забыл, когда в приемной попарился. Они же там все поголовно онанисты или импотенты…

Пока Дубов посвящал меня в тайны сексопатологии, я внимательно разглядывал его, не в силах избавиться от ощущения, что вижу перед собой телевизионное изображение, а не живого человека.