Сивард. Кстати, перемирие кончается. Отчего это мы не получаем никаких вестей от наших посланцев?

Белиль. Не знаю, что вам сказать. Их притязания смешны, и я заранее уверен, что они ничего не получат. Но оставим это и, раз уж вы меня любезно навестили, поговорим о более интересных для нас с вами предметах. С тех пор как я здесь, у меня не было случая беседовать с дворянином. Все мое общество составляли три-четыре мужика, несноснейшие люди на свете.

Сивард. По правде говоря, общество мужиков не очень-то занимательно для таких людей, как мы. Не будь со мной английских и гасконских дворян, я умер бы с тоски.

Белиль. Еще куда ни шло, если вам хорошо платят.

Сивард. Платят! Разве наше войско — это королевская армия? Мы делим добычу и получаем свою долю, вот и все.

Белиль. Маловато. Если вам придется выступать против латников, добыча будет невелика.

Сивард. Боюсь, что так.

Белиль. Между нами говоря, война возобновится. Никогда мой грозный сеньор, герцог Нормандский, не согласится на нелепые требования мужиков.

Сивард. Гм...

Белиль. А в таком случае мне жаль вас, потому что ваша сторона, по-видимому, проиграет. Де Буш, под начальством которого вы, кажется, служили, вернулся из Германии; он собирает огромное войско. Мятежники могут выставить лишь очень немного латников. Можно ли сомневаться в исходе борьбы? Вы окажетесь в толпе возмутившихся крестьян, а с ними — позвольте мне сказать вам это откровенно, по-солдатски, — с ними вам не следовало связываться.

Сивард. Они освободили меня из плена, и не успел я оглянуться, как мне пришлось действовать с ними заодно.

Белиль. Но разве теперь поздно отстать от них?

Сивард. Не знаю, так ли я вас понял... Говорите со мной с откровенностью солдата, и я вас пойму лучше.

Белиль. Хорошо! Если вы оставите бунтовщиков, если вы возвратитесь под знамена вашего прежнего начальника, то можете рассчитывать на благодарность монсеньора герцога.

Сивард. Золотые слова, но ими не прокормишь отряд.

Белиль. А что бы вы сказали, если б монсеньор герцог Нормандский взял ваш отряд к себе на службу на весь этот поход, с тем же самым жалованьем для латников, какое получают французы, и постоянным содержанием в сто экю для предводителя?

Сивард. Я охотно соглашусь, если только меня повысят в чине и дадут право на свое знамя. Для этого есть достаточные основания — и у меня на службе много младших дворян.

Белиль. Я могу подтвердить рыцарским словом, что вы все это получите. Не желаете ли вы еще чего-нибудь?

Сивард. Право же, нет. Ваши предложения столь благородны, что я не могу им противостоять. Рассчитывайте на меня.

Подают друг другу руки.

Белиль. В вашем отряде, если не ошибаюсь, пятьдесят коней и сто стрелков.

Сивард. Сто сорок стрелков. Стрелки, собственно, не мои, хотя они следуют за моим значком. Но если вашим войском командует де Буш, то они пойдут за мной с радостью.

Белиль. Получите вперед жалованье за месяц полновесными флоринами, а вот и ваши сто экю.

Сивард (сосчитав). Вы удивительно точны.

Белиль. А взамен вы не дадите расписочки? Не подпишете ли обязательство?

Сивард. Подписать-то я не смогу за неграмотностью, но я поставлю крестик и, если угодно, скреплю моей печатью.

Белиль. Отлично. Через несколько дней де Буш будет в Мо, и тогда вы перейдете на его сторону.

Сивард. Да, клянусь рыцарской честью.

Белиль. Я мог бы сообщить вам еще кое-что, если б только мне удалось столковаться с вашими товарищами, предводителями вольных отрядов. Я сделаю все возможное, чтобы их удовлетворить; к их услугам у меня немало флоринов и нобилей.

Сивард. Я отвечаю за них, как за самого себя.

Белиль. Устройте так, чтоб я мог с ними переговорить.