Изменить размер шрифта - +
Когда настанет время приступить к исполнению наших планов, вы мне доставите веревочную лестницу, чтобы выбраться отсюда. Благоразумие не позволит мне оставаться с мужиками, когда наши латники выступят против них.

Сивард. У вас будет веревочная лестница и, если нужно, будут лошади с проводниками.

Белиль. Благодарю вас. Все пойдет отлично.

Сивард. Я сейчас приведу к вам д'Акунью и мессира де Лансиньяка. Не сомневаюсь, что вы останетесь ими довольны.

Белиль. Идите же и возвращайтесь скорей.

 

КАРТИНА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

 

Лагерь мятежников.

Симон, Моран, Мансель.

Симон. Нет, как хотите, а он совсем из другого теста, чем наши покойные господа. Он говорит о жатве и землепашцах, точно сам двадцать лет ходил за плугом.

Мансель. И всегда у него найдется какая-нибудь шутка.

Моран. А все же я не знаю, что сталось с теми, кого мы послали для переговоров о мире. Особенно опасаюсь я за беднягу Тома.

Симон. Полно! Чего бояться? Разве у нас в руках нет заложников? Ведь это заложники, так, кажется, зовет их отец Жан?

Мансель. Моран вечно ждет беды.

Моран. Этак-то вернее.

Слышны трубы.

Симон. Трубят! Что-то случилось...

Входит Рено.

Рено. Слыхали новость?

Симон. Какую?

Рено. Дворяне выставили большое войско. У них больше десяти тысяч копий, и де Буш — черт побери этого язычника с его дьявольским именем! — командует ими. Он идет на нас, завтра вернее всего будет бой.

Моран. Господи Иисусе! Дева Мария! Пропали мы!

Мансель. Быть не может, Рено!

Рено. Франк видел их разведчиков. У него сейчас была с ними схватка, да такая, что они ранили человек двенадцать, между прочим, и молодого Топино — повыше колена, до самой кости.

Моран. Клянусь страстями господними, нас предали! Нам ничего не остается, как...

Симон. Пусть меня жгут черти в аду, если я не отомщу этому вероломному рыцарю! Топино — брат моей крестной.

Весь лагерь охвачен волнением. Входят брат Жан, Сивард, Оборотень.

Брат Жан. Измена! Этот мерзавец убежал!

Сивард. Эй, Деррик! Луи! Приведите мне моего гнедого, давайте оружие! Я сыщу его на дне преисподней!

Оборотень. На коня, на коня!

Моран. Кто, кто убежал?

Оборотень. Белиль, черт побери этого краснобая! А королевские латники наступают.

Сивард. На коня, Оборотень! Он, наверно, бежал туда, к лесу.

Оборотень. Нет, я видел следы лошадиных копыт близ ручья. Он сделал крюк, чтобы сбить нас со следа.

Сивард. А я тебе говорю, он бросился в лес. Один из моих людей видел какого-то всадника — он направлялся к лесу.

Брат Жан. Поезжайте каждый в свою сторону и перестаньте спорить. А вы бегите к вашим отрядам. Через час выступаем.

Сивард и Оборотень уходят.

Моран. Какое несчастье, отец Жан!

Мансель. Говорят, их много.

Симон. Как они смогли переправиться через Марну?

Брат Жан. Ступайте за оружием, вместо того чтобы задавать дурацкие вопросы. (Уходит.)

Симон. Никогда я не видел его таким растерянным.

Моран. Плохой знак!

Мансель. А все же давайте вооружаться.

Моран. Отец Жан сдает, это заметно.

Симон. Не ты один это замечаешь...

Мансель. Если королевское войско нападет на нас, мы разделаемся с ним, как с войском сенешаля.

Моран. С востока потянула стая воронов. Господи Иисусе, матерь божия! Да не послужим мы им пищей!

Симон. Вечно ты пророчишь беду! (Уходит.)

 

КАРТИНА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

 

Равнина близ Мо. Битва началась; видны убитые и раненые.

Оборотень и его люди в перестрелке с неприятельский авангардом.

Оборотень (делая зарубку на палице). Еще один! Сегодня, надеюсь, я докончу свою полсотню.

Быстрый переход