«Газик» еще двигался, а они уже вели к нему — каждый двоих.

— Дорогу! Милиция… Быстро в машину! Быстро!

Цуканов прикрывал сзади.

Народ уступал, огрызаясь:

— Менты поганые…

Снаружи кто-то шарахнул кулаком по кузову.

В неразберихе Игумнов успел схлопотать по челюсти — такое случалось с ним нечасто — честь эту, не разобравшись в обстановке, оказал ему лично Джон.

— Не пожалеешь потом? — Руки Игумнова были заняты.

Катала отвел глаза.

— Едем! — Игумнов захопнул за собой дверцу.

Выбравшись из толпы, покатили просторным Проспектом Калинина.

Первым делом в машине Игумнов предпочел разобраться с Джоном.

— За мной вроде должок… А?

Каталы в машине молчали.

Игумнов выдернул у Цуканова свернутую трубкой «Правду», с оттяжкой протянул каталу по лицу.

— Живи и помни, Джон! И скажи, если это — несправедливо!

Разговор продолжил в отделе.

На инструктаж в Ленинскую комнату ни он, ни Качан с Цукановым больше не вернулись.

— Как живешь, Джон?

— Ничего вроде…

К самому Джону претензий не было.

Игумнов был вроде с ним по корешам — металлический ряд в его рту блеснул тускло. По-блатному. Игумнову нужны были его кенты — Эдик и Муса…

— Почему по повесткам не являетесь?

Катала разыграл изумление.

— По каким, начальник? Мне никаких повесток не было.

Игумном аппелировал к Качану и Цуканову, сидевшим тут же, в его кабинете.

— Следователь отправила им гору повесток… А он и в ус не дует… «Какие повестки?!»

Качан и Цуканов издевательски разыграли изумление:

— Только подумайте! Вот люди…

Игумнов вернулся к Джону.

— Выходит, и не знаешь, что ты свидетель, что тебя допросили и ты дал показания…

— Почему? Я помню. Но…

Игумнов посетовал:

— Не хочет являться и ничего с ним не сделаешь! Пусть садиста выпускают на свободу, пусть тот продолжает убивать… Джона вызывают. Но на ментов Джон положил… Он покупает их на Арбате пачками. Так?

— Почему?! — Катала оглянулся на Качана и Цуканова. Они сидели вокруг, близко сдвинув стулья.

Игумнова уже тащило:

— Смотри! Вот, что собственноручно пишет убийца, которого вы отмазывете. — Он взял копию протокола со стола. — «… Остальных убитых нами женщин мне жалко, но эту — жену прапорщика — можно было бы удушить еще раз…» А эта жена прапорщика — мать двух малолетних детей. Она умоляла оставить ей жизнь…

— Понимаю, начальник…

— Да кто он такой, скотина, чтобы судить, кому жить, кому умирать…

— Я понимаю.

— Понимаешь, да не все. Я поклялся. Если прокуратура убийцу освободит, я его лично уничтожу…

— Давай поедем в прокуратуру, начальник, — Джона не прельщала перспектива оказаться между прокурорско-милицейскими жерновами.

— Теперь-то ты поедешь. Мы тебя отвезем, а как же с Мусой и Эдиком? Где они? — Игумнов переставил стул ближе, сел рядом с каталой.

— Про них не знаю! Клянусь!

Джон предпочел бы, чтобы мент разоваривал с ним через стол. Одно дело — отбиваться от ментов на улице и совсем другое остаться потом против них же один на один у них в кабинетах…

— Может, сведешь нас с Эдиком и Мусой?

— Я не знаю, где они, начальник! Они теперь редко появляются… Катала заговорил искреннее, это сразу стало заметно.