Десерт (пюре из яблок с орехами) оказался получше, так что, когда д'Ортега в принудительном порядке потащил гостя осматривать имение, настроение у того несколько поднялось, позволив ему уже непредвзято восхищаться. Туман рассеялся, и погода давала теперь возможность в деталях оценить качество постройки и состояние телег, табачных сушилен и бочек (в идеальном порядке аккуратно составленных штабелями), ледника для мяса, доильных клетей, прачечной и кухни. Все надворные строения, за исключением кухни, обмазаны глиной и побелены. Размерами чуть поменьше хижин для рабов, зато куда лучше по состоянию и отделке. Существа вопроса, то есть того, зачем, собственно, была условлена эта встреча, разговор все еще не касался. Пока что д'Ортега лишь красочно и подробно описал напасти и несгодья, лишающие его возможности должным образом расплатиться. Но как он собирается возместить кредитору недоплаченное — это все еще не оглашалось. Впрочем, представшие взгляду Джекоба испятнанные, поеденные жучком табачные листья не оставляли сомнений в том, что предложит д'Ортега. Рабов, что же еще.

Джекоб стал отнекиваться. Ферма у него скромная, а торговля добавочных рук не требует. Ему людей и селить-то негде, да и занять нечем.

— Да ну, смешно! — отозвался на это д'Ортега. — Их же продать можно! Вы что, не знаете, почем они на рынке?

Джекоб поморщился. Живой товар не по его части.

Все же по настоянию хозяина потащился за ним следом к низеньким навесам, где работники предавались дневному отдыху, который д'Ортега прервал, приказав им (их там дюжины две собралось, не меньше) выстроиться в шеренгу. В ней оказался и мальчик — тот, что поил Регину. Вдвоем пошли вдоль ряда, стали смотреть. Д'Ортега рассказывал об их дарованиях, сильных и слабых сторонах, однако насчет шрамов и струпьев, которые подобно набухшим венам исполосовали у многих кожу, помалкивал. У одного на лице даже выжжено тавро — так по местным законам полагалось клеймить раба, который вторично поднял руку на белого. Женщины смотрели холодно, обратив взгляды куда-то в иные времена и пределы, как будто их тут и вовсе нет. Мужчины уставились в землю. Лишь изредка, улучив момент, когда, как им казалось, на них не смотрят, постреливали глазами — искоса, хмуро, но, главное, изучающе, и Джекоб понял: они со своей стороны оценивают людей, которые оценивают их.

Внезапно Джекоб почувствовал в желудке что-то странное. Табачный запах, который, когда он приехал, был таким приятным, теперь вызывал тошноту. Или это как-то связано со сладким рисом, с жареной, моченной в патоке свининой? А может, виновато какао — диковинный напиток, которым так гордилась мадам д'Ортега? Что бы то ни было, он больше не способен оставаться здесь в окружении толпы рабов, чье молчание действует как обвал, увиденный издали. Когда при полной тишине ты знаешь, какой там стоит рев, хотя и не можешь его услышать. Пошли, пошли отсюда, — взмолился он, сказав, что предложенное для него неприемлемо: слишком много мороки — их надо куда-то везти, как-то при этом с ними справляться, выставлять на торги… Ведь чем ему его работа нравится? — тем, что он один, ни с кем не связан, сам себе голова и зависит только от собственной сноровки. Деньги, аккредитивы, купчие — все это почти ничего не весит. И умещается в седельной суме.