Стыд тебе и горе! В этой
ужасающей крайности, за которую ты ответишь перед Богом, я должен был обеспечить свободу и права тех, которые сражались со мной за дело
Господне. Я должен был, насколько мог, обеспечить также права и свободу наших других лангедокских братьев. То, что я сделал, я считал долгом
сделать. Одному Богу отдам я отчет в своих поступках. Если мои братья отрекутся от того, кто делил их печали и опасности, они могут сделать это,
но никогда страх не заставит меня осуждать свои поступки. Ефраим, я безоружен, вот моя грудь, ты можешь убить меня! Именем Бога живого, честью
поклялся я подчиниться, с моими вместе, или один. Да, я подписал эту бумагу, которую здесь только что прочли!
- Так да падет на тебя твоя кровь и твой гнев! Видение должно исполниться. Будь проклят и умри! - воскликнул лесничий.
С этими словами он почти в упор выстрелил в Кавалье из своего ружья.
Кавалье обязан был жизнью резкому движению своей лошади. Пуля Ефраима попала в адъютанта, сопровождавшего Лаланда, и убила его.
- Измена, измена! Ко мне, драгуны! - воскликнул Лаланд, выстрелив в лесничего из пистолета: тот свалился с лошади среди схватки, которая
немедленно завязалась тут же.
- Истребите этих сыновей Моава! - воскликнул Жонабад, обращаясь к камизарам и указывая на драгун, которые приближались, чтобы защитить
Лаланда, несмотря на свою малочисленность.
- Остановитесь, остановитесь! - кричал Кавалье, бросаясь к своим солдатам. - Ведь теперь перемирие, перемирие! Я подписал его, подписал,
подписал!
- Мы отказываемся от перемирия, как отказываемся от тебя! - крикнул Жонабад. - Удались, изменник, предатель!
- Изменник! - ужасающим голосом повторили камизары.
- Братья, послушайте меня! - воскликнул Кавалье, спрыгивая с лошади и направляясь к своим, в то время как Лаланд собирал вокруг себя
драгун и готовился дорого продать свою жизнь.
Это зрелище мятежа и ужаса не поддается описанию.
Женщины и дети протестантов испускали жалобные крики, мужчины проклинали Кавалье; камизары в отчаянии осыпали его упреками и проклятиями;
угрожающие крики покрывали его голос.
- Никакого мира, никакого перемирия, пока не получим своих храмов, пока Нантский эдикт не будет восстановлен! - кричали они.
- Пойдем на Ним! Война... Война...
Напрасно Лаланд и Кавалье говорили о прекращении военных действий: их не слушали. Суматоха стала ужасающей. Если бы не Иоас и несколько
преданных камизаров, которые окружили Кавалье, он стал бы жертвой первого взрыва отчаяния.
ПРОЩАНИЕ
Мало-помалу суматоха улеглась. Жонабад, Илья Марион и несколько других главарей проехали по рядам камизаров. Они оживленно говорили с
ними и, казалось собирали голоса или приглашали своих братьев принять важное решение. Наконец после довольно долгого совещания с некоторыми
младшими офицерами и солдатами, эти второстепенные предводители приказали отряду снова построиться в ряды. Им тотчас же повиновались. Кавалье,
Лаланд и его драгуны очутились между мятежниками и пришедшими из Нима протестантами. |