|
Говорят, что это всегда предвещает какое-нибудь несчастье. - Да старика дю Серра, которого все знают, как благородного стекольщика, принимают за колдуна, - весело проговорил Жан, - хотя он чудеснейший человек. Не правда ли, батюшка? - Я считаю господина дю Серра хорошим кальвинистом и честным человеком. Вы это сами знаете, - просто ответил хозяин. - А какие ужасы еще тебе повстречались, мой маленький Габриэль? - снова начал Жан. - Мы видели, как эгоальский сторож убил волка. - Ба! У него рука не уступает зрению, - сказал Жан Кавалье. - Я видел, как на расстоянии пятидесяти шагов он отстрелил ветку орешника величиной не больше моего пальца. Ужасно жалко, что вместо наружности веселого лесничего у него точно такой дикий вид, как у того животного, имя которого он носит. Хуторянин счел эту шутку неуместной. Строго посмотрел на сына и, словно напоминая ему изысканность его костюма, он сказал: - Ефраим одевается в кожу убиваемых им диких животных, потому что презирает безумное земное тщеславие; он поселился в глубине лесов, потому что уединение благоприятствует молитве и размышлению. - О, без сомнения, батюшка! - весело заметил Жан. - Ефраим святой; но, откровенно говоря, разве он не похож на черта? Я такой же добрый протестант, как и он; моя винтовка попадает так же метко и далеко, как его длинный мушкет... Но... черт возьми!.. - Довольно, мой сын! - сказал старик. - Но... - Довольно! - повторил хозяин, сделав рукой настолько выразительный жест, что молодой человек покраснел и замолчал. Ответы Жана Кавалье показались всем присутствующим настолько непочтительными, что все сидели с опущенными глазами. Помолчав немного, старик продолжал, обратившись к сыну: - Ты отправился сегодня надзирать за сенокосом на лугах в долине Сент-Элали. Сколько там повозок с сеном? - Право, не знаю, батюшка, - ответил, смутившись, Кавалье. - Я туда не ходил. - А почему это? - спросил строго старик. - Завтра праздник товарищей-стрелков. Так как я их капитан, мне пришлось пойти в Саол, чтобы поставить на место мишень. Но хуторянин, все более и более недовольный, продолжал: - Вчера, вернувшись с поля, посчитал ты скотину с хутора Живые Воды? - Нет, батюшка, - ответил Жан, внутренне возмущаясь этим допросом при других. - Молодые люди из Зеленогорского Моста, которых я обучаю по вечерам ружейным приемам, задержали меня ужинать, и я не мог быть в Живых Водах при возвращении стада. Это новое непослушание возмутило старика, и он крикнул: - Разве не запретил я тебе посвящать себя этим убийственным упражнениям, столько же опасным, как и бесполезным? Занятия шалопаев и бродяг! Разве мирные, честные хлебопашцы нуждаются в оружии? Разве указы нашего короля, нашего владыки не запрещают подобного рода собрания? Не дерзость ли это со стороны моего сына, несмотря на мое запрещение, пойти наперекор законам? Взбешенный упреками отца, Жан тоже крикнул: - Что за дело мне до законов, если они несправедливы! Мой дед, мои предки, разве они не сопротивлялись законам? Разве не подняли они оружия на филистимлян с криком: "Израиль, выходи из шатров?" Жан бросал выразительные взгляды на пахарей, в надежде поразить их этим библейским изречением, применимым к древним религиозным восстаниям. |
