Выглядит древней старухой, о которой некому позаботиться, всеми брошенной и позабытой.
Сердце Барта заныло: Урсула сильно сдала с тех пор, как он в последний раз навещал ее. Сукин сын, мысленно корил себя Барт, бабушка отказывалась брать у него деньги, а ты не настоял. Мог бы приехать и на Рождество с кучей подарков, а предпочел развлечься. Он спиной чувствовал взгляд Деби и был готов сквозь землю провалиться. Несколько минут назад та намекнула ему на отсутствие человечности, но была бы абсолютно права, назвав… назвав подлецом.
Урсула одолела последнюю ступеньку, прислонила к перильцам крыльца свою палку и приветственно взмахнула рукой. Глаза ее светились радостью, хотя губы при этом кривились в укоризненной усмешке.
— Барт, — строго произнесла она. — Почему ты не сообщил мне о своем приезде? Что же ты стоишь, иди сюда!
Одним прыжком преодолев шаткий забор, он бросился навстречу единственному в его жизни человеку, чья беззаветная любовь всегда помогала ему.
Странное состояние овладело Деборой, наблюдавшей, как Барт крепко сжимает Урсулу в объятиях, целует ей щеки, руки. Она понимала: Палмер искренен в своем порыве, его сердце полно любви. И тут совсем некстати вспомнила, как когда-то тот целовал ее: горячо, пылко, страстно. Он был — сама любовь! Тем неожиданней оказался финал…
Сколько раз на протяжении всех этих лет воображение услужливо рисовало ей фантастическую картину: они занимаются любовью, но совсем не так, как тогда, не рядом с какой-то казенной дверью, а на постели, на белоснежных мягких простынях. И нет сил, которые могли бы разъединить их…
— Мне невозможно было сообщить о приезде, — сказал Барт, разглаживая морщинки у виска Урсулы. — Я справлялся в телефонной компании, и мне сказали, что у тебя снята трубка.
— Но я ее не снимала! Или постой… наверное, поговорила с кем-нибудь и не положила на рычаг. Похоже, в последнее время я стала многое забывать…
Дебора нахмурилась. Она ни за что бы не назвала Урсулу забывчивой, хотя, возможно, и заблуждалась на сей счет. Палмерша произвела на нее впечатление человека более чем здравомыслящего, сообразительного, да и здоровьем крепкого. Деби готова была поклясться, что в прошлый понедельник старуха и палкой не пользовалась, а шустро передвигалась по дому.
— Не преувеличивай, пожалуйста. У тебя на редкость ясная голова, помнишь, где какие гвозди в сарае лежат, а тут про трубку забыла… Зачем ты ее не положила, бабушка? — спросил Барт. — Тебе угрожали по телефону?
— Что ты имеешь в виду?
— Я прочитал твои собственные слова в «Честер ньюс», которую регулярно получаю… Почему же ты не сообщила мне о происходящем?
— Я… не хотела тебя беспокоить. Мне известно, как ты занят там, у себя в Бостоне. Да в конце концов, это моя проблема, — вдруг вызывающе гордо закончила она.
— Когда моей бабушке угрожают по телефону, то это становится моей проблемой.
— Да, но видишь ли, звонили всего один раз, — заявила Урсула, явно смущенная чрезмерной настойчивостью Барта. — Я надеялась, все обойдется, справлюсь сама.
Выясняя отношения, Палмеры не обращали внимания на Дебору, стоявшую рядом с калиткой. Возможно, даже намеренно, во всяком случае Барт. Не исключено, что тот именно ее обвинит в звонке с угрозами, заподозрит, будто она специально запугивает бедную старушку, чтобы предложить ей поменьше денег за ферму. Но совесть Деби была чиста, а чьи-то непонятные звонки тоже повергали в недоумение…
— Так о чем же именно с тобой говорили? — продолжал упорно настаивать Барт.
— О чем? Подожди, дай сообразить…
— Урсула, не морочь мне голову. |