За каменистой равниной дыбились горные кряжи. Снизу красноватые, как и все вокруг, а чем выше, тем более темными становятся их бока.

— Что там? — спросил Полудолин, заметив мрачную озабоченность комбата.

— Щуркова зажали, — ответил Бурлак. — Он глубоко втянулся в Ширгарм, и духи его обложили. Короче, сделал то, о чем его не просили.

— В той бутылке, — высказался стоявший рядом капитан Ванин, — закупорить любого из нас труда не составило бы. Хоть дивизию, хоть армию можно зажать.

Он явно пытался выгородить Щуркова или хоть чем-то смягчить его вину.

Комбат промолчал, будто не придал словам Ванина никакого значения.

— Удивлен, как это Щурков попался, — задумчиво произнес Полудолин. — Командир он толковый.

— Вышло то, чего я больше всего боялся, — сокрушенно сказал Бурлак. — Несколько раз долбил: дальше устья не ходи. Дошел — и стой.

— Почему? — спросил Полудолин.

— Слева по ходу ущелья есть двурогая лощина. Горловина ее от устья не просматривается. В порыве — а Щурков, я тебе уже докладывал, живет порывами, — так вот, в порыве он проскочил щель. И его замкнули. Как пить дать, замкнули.

— Не думаю, что там все настолько просто.

— Почему не думаешь? — спросил Бурлак. Было бы легче, если б кто убедил его в безосновательности тревоги.

— Сколько у тебя Щурков служит? Год? За это время, комбат, он чему-то у тебя да научился. Если зажали, дело не в порыве. Там что-то другое.

— Другое не другое, а он в клещах. Нам от этого не легче. Ясно излагаю обстановку?

— Там, наверное, произошло что-нибудь непредвиденное.

— Значит, не все учли. — Бурлак в сердцах стукнул кулаком по броне транспортера. Металл глухо ответил ему.

— Комбат, — сказал Полудолин, — давай людей. Я пойду к Щуркову. Сам.

Бурлак внимательно посмотрел на замполита, кивнул:

— Дело говоришь, комиссар. Дело.

Тут же он обратился к Ванину, отдал скорые распоряжения:

— Собирайте команду. Пятнадцать человек своих наберите. Еще пятнадцать — в спецподразделениях. Три бэтээра. Лейтенанта Максимова дайте. Он крепкий. Только живо!

Чрезвычайность обстоятельств действует на людей возбуждающе. Забегали сержанты, выстраивая солдат. Засуетились водители у машин.

— Слушай, Фирсыч, — просительно обратился комбат к Полудолину, — мне не стоило бы тебя туда посылать. Но это сейчас тебе самому нужно. Не приказываю — прошу: будь рассудителен. Воюй головой. Сперва разберись, что к чему, потом действуй. Отличай, что смело, а что безрассудно. — Он протянул Полудолину руку: — Больше ничего говорить не буду. Давай!

Всю дорогу до Ширгарма Полудолин держал в руках карту. Работал по методе комбата. Старался понять главные особенности долины, чтобы топография не преподнесла неожиданных препятствий.

На подходе к Ширгарму майор развернул машины в линию. По рации связался с Щурковым.

Горы теперь нисколько не мешали, и слышимость была отличной.

— Почему влезли в дело? — спросил Полудолин. — Был же ведь уговор.

Он хотел сказать «приказ», но подумал, что слово может придать совсем иной смысл вопросу. Приказ — это приказ, и его следует выполнять. Не выполнил — отвечай по всей строгости. А здесь с кого требовать ответа? Ведь не из боя ушел Щурков, а влез в него, втянулся. Может, иного выхода не было. Значит, до выяснения деталей вспоминать о приказе не следует.

— Не мог иначе, — ответил Щурков.