- Для вас - далеко.

А она молодец, девушка: не каждая даст отпор Крушельницкому.

Толя несколько смутился и пошел на попятный.

- А его в провожатые возьмешь? - кивнул на меня.

- Вы что, адвокат?

- Да он скромный, девчат боится.

Мария посмотрела на меня с еще большим любопытством.

- Долго ждать, - махнула рукой. - До двенадцати. Но мы работаем через день, - все же не лишила меня надежды.

- И где же твой дом?

- Всего в четырех кварталах... - лукаво засмеялась она.

Крушельницкий сразу потерял к ней интерес, честно говоря, я тоже.

- В таком случае тебе провожатые совсем не нужны, - отшутился Толя. Вот и первый блин, - сказал он, когда официантка ушла.

- Таких блинов у нас еще впереди...

- Ничего, подпряжем участковых инспекторов, как-нибудь все устроится. Хочешь, сейчас попьем кофе, и я провезу тебя по Пекарской?

Конечно, я хотел.

Толя пошел вызывать машину, а я уставился на лангет, чтобы не встречаться глазами с Маричкой: она стояла возле буфета и время от времени поглядывала в мою сторону. Решил сегодня же позвонить Марине. Вот удивится: ждет от мена весточки из Кривого Рога, а я уже во Львове, и неизвестно, где буду завтра или послезавтра.

Но завтра, наверное, еще буду тут и послезавтра тоже. Толя говорил, что Пекарская - улица не маленькая, а надо проверить на ней всех Марий, всех без исключения, потому что профессию криворожской знакомой Пашкевича сестра назвала как-то неуверенно: имеет дело с продовольственными товарами...

А это может быть не только продавщица или официантка - работница кондитерской фабрики, товаровед базы, мастер-кулинар. Разве мало таких профессий?

Львов всегда поражает меня своей, так сказать, каменной целостностью. Я бывал тут дважды или трижды и каждый раз испытывал ощущение какой-то подавленности перед кирпичными великанами, которые стоят плечом к плечу, опираются друг на друга и, кажется, смотрят на тебя, как на букашку: неосторожное движение - и раздавят без сожаления...

Пекарская оказалась точно такой же улицей - населенной каменными и холодными великанами.

Дома стояли впритык, словно гордясь своей сплоченностью, нависали над брусчаткой, над вымощенными каменными плитами тротуарами, после дождя была мокрая, отполированный гранит брусчатки блестел, и казалось, что среди застывшей средневековой немоты ползет такая же безмолвная, медлительная и неумирающая змея.

И ни одного деревца в этом каменном мешке.

- Ну и ну... - повертел я головой.

Крушельницкий сразу понял меня.

- Это тебе не каштановый Киев. Средневековье!

Машина ехала медленно, минуя еще более узкие боковые переулки.

Оставили позади столовую или чайную, возле которой что-то доказывали друг другу не совсем трезвые мужчины, дальше улица несколько расширилась, появились деревья. Однако дома все же стояли впритык, и я подумал, сколько народу живет в них, - вот проклятая Мария, не могла поселиться на маленькой уютной улице...

Нумерация на домах приближалась к сотне, слева появились здания явно служебного назначения.

- Мединститут, - пояснил Крушельницкий. - Дальше - Лычаковское кладбище.

На Лычаковском кладбище мне когда-то довелось побывать: видел впечатляющий памятник Ивану Франко, блуждал по бесконечным аллеям, где всегда многолюдно.

Улыбнулся, когда Крушельницкий вспомнил заметку в городской газете, которая вполне серьезно утверждала, что Лычаковское кладбище - излюбленное место отдыха львовян.

- Действительно, - заметил Крушельницкий, - я вижу в этом какой-то смысл, хотя над газетой долго смеялись.

Наконец Пекарская кончилась, шофер сделал левый поворот, мы выскочили на улицу Ленина и помчались вниз к центру, где в гостинице "Львов" мне забронировали номер.

Утром Крушельницкий познакомил меня с двумя участковыми, которые должны были помогать мне в расследовании.