- Действительно, - заметил Крушельницкий, - я вижу в этом какой-то смысл, хотя над газетой долго смеялись.

Наконец Пекарская кончилась, шофер сделал левый поворот, мы выскочили на улицу Ленина и помчались вниз к центру, где в гостинице "Львов" мне забронировали номер.

Утром Крушельницкий познакомил меня с двумя участковыми, которые должны были помогать мне в расследовании. Один - высокий, горбоносый брюнет, похожий на грузина, однако с типично украинской фамилией Непейвода, другой - низенький, светловолосый, веснушчатый, склонный к полноте - Горлов. Обоим по тридцать, и оба немного встревожены: почему это угрозыск заинтересовался именно их участками?

Я объяснил, какая работа ожидает нас, - старшие лейтенанты облегченно вздохнули: в том, что какая-то Мария живет на подведомственном им участке, не было никакого криминала, тем более что сама она стала жертвой опытного преступника.

Фотографии Пашкевича, уже утром доставленные во Львов (я добрым словом помянул оперативность Дробахи), инспектора положили в планшеты, мы разделили сферы своей деятельности и поехали на Пекарскую.

Предстояла долгая и скучная работа в жэках с домовыми книгами. Что ж, в основном наша работа копотная и нудная, представление, что она складывается из сплошных захватывающих приключений, явно ошибочное. Ежедневно приходится иметь дело с будничными фактами, учитывать, сверять, сопоставлять разные данные, просеивать, как сквозь сито, сотни фамилий.

Вот и сегодня: листаю домовую книгу. Стоп. Первая Мария.

Дмитрук Мария Семеновна. 1951 года рождения. Живет вместе с матерью в пятой квартире. Может быть знакомой Пашкевича? Вполне. Поставим рядом с фамилией галочку - проверить.

Вторая Мария. Хомишина Мария Гнатовна. Из девятой квартиры. 1903 года рождения. Галочку ставить незачем, вряд ли такая бабушка заинтересовала Пашкевича и разговаривала с ним по междугородному телефону.

Коциловская Мария Всеволодовна. 1941 года рождения. Из семнадцатой квартиры. И снова надо поставить галочку.

В следующем доме Марий не было. Но через номер их набралось пять. И все требовали проверки.

До обеда я уже твердо знал, что Мария - самое популярное имя во Львове.

Да разве только во Львове? Этот нахал Пашкевич и тут подложил нам свинью: не мог познакомиться с какой-нибудь Роксоланой или Соломией, сукин сын! И нам, и ему, в конце концов, было бы лучше. Все равно ведь поймаем, а чем меньше натешится прелестями свободной денежной жизни, тем легче переходить в не совсем удобное помещение с его суровым режимом и отсутствием бифштексов и цыплят табака. Я уж не говорю о компоте и предобеденной рюмке.

Однако мои и Пашкевича убеждения были, очевидно, диаметрально противоположны. Все же он думал - беспочвенно, конечно - выскользнуть из наших рук и до остатка пошиковать на награбленные денежки.

Лишь вечером я закончил листать домовые книги закрепленных за мною домов.

Набралось двадцать четыре Марии, и шестнадцать из них явно требовали проверки. Позвонил в управление. Горлов ждал меня, я сел в трамвай и через десять минут шел по коридору уголовного розыска. Не замешкался и Непейвода, мы достали свои списки и начали составлять общий список, отбирая прежде всего, если можно так сказать, самых перспективных Марий.

Прежде всего исключили всех, которым минуло пятьдесят, и несовершеннолетних. Отдельно выписали замужних, тех, что жили с семьями, эти требовали проверки, но в последнюю очередь: кто знает, может, какой-нибудь и надоели семейные цепи, решила броситься в заманчивые объятия Пашкевича.

Список возглавляли Марии-одиночки в возрасте от двадцати до сорока лет, жившие в отдельных квартирах или комнатах.

Завтра у нас снова предстояла тягомотная и копотная работа: должны сами установить алиби Марий. Те, кто в январе не выезжал из Львова, нас не интересовали: должны найти Марию, которая побывала в начале года в Кривом Роге.