– Когда у нас будет новая информация, – перебил Хаген пресс-секретаря.
«Когда», отметила про себя Катрина, а не «если». Этот маленький, но важный штрих сигнализировал о том, что слуги правового государства неустанно трудятся, что мельница справедливости вращается, а поимка виновных – всего лишь вопрос времени.
– Есть что-нибудь новое? – спросил Бельман, когда они шагали через атриум здания Полицейского управления.
Прежде его почти девичья красота, подчеркнутая длинными ресницами, ухоженными, немного длинноватыми волосами и смуглой кожей с характерными пигментными пятнами, иногда производила впечатление манерности, даже слабости. Но повязка на глазу, которую, конечно, можно было принять за театральный реквизит, на деле создавала противоположное впечатление. Она создавала впечатление силы – силы человека, которого не остановить даже ценой потери глаза.
– Криминалисты обнаружили кое-что в ранах, – сказала Катрина, проходя вслед за Бельманом через шлюз приемной.
– Слюну?
– Ржавчину.
– Ржавчину?
– Да.
– Как в… – Бельман нажал на кнопку вызова лифта.
– Мы не знаем, – сказала Катрина, становясь рядом с ним.
– И вам все еще неизвестно, как преступник попал в квартиру?
– Нет. Ее замок нельзя вскрыть, и ни двери, ни окна не взломаны. По-прежнему существует вероятность того, что жертва сама впустила убийцу, но в это нам слабо верится.
– Возможно, у него был ключ.
– В этом кондоминиуме такие замки, что ключ подходит к замку на двери в подъезд и к замку квартиры. В соответствии с журналом регистрации ключей кондоминиума от квартиры Элисы Хермансен существует всего один ключ. И он был у нее. Бернтсен и Виллер опросили двоих молодых людей, которые находились в подъезде, когда она возвращалась домой, и оба совершенно уверены в том, что она сама отперла дверь, то есть она не звонила в домофон, чтобы кто-то находящийся в ее квартире открыл ей дверь в подъезд.
– Понимаю. А убийца не мог просто сделать дубликат ключей?
– В таком случае ему пришлось бы раздобыть оригинал и найти мастера, который умеет изготовлять системные ключи и не чувствует угрызений совести, делая ключи без письменного согласия кондоминиума. Это крайне маловероятно.
– Хорошо, но я хотел поговорить с тобой не об этом…
Двери лифта перед ними раскрылись, и двое полицейских, выходивших из кабины, машинально оборвали смех, увидев начальника полиции.
– Речь о Трульсе, – сказал Бельман, галантно пропустив Катрину перед собой в пустую кабину. – О Бернтсене.
– Вот как?
Катрина уловила слабый запах лосьона после бритья. Ей уже некоторое время казалось, что мужчины перестали бриться начисто и пренебрегают косметическими средствами. Бьёрн пользовался электробритвой и не добавлял никаких запахов, а те, которые были после него… ну что сказать, в паре случаев она предпочла бы удушливый одеколон, а не их естественный запах.
– Как он осваивается?
– Бернтсен? Хорошо.
Они стояли рядом, лицом к дверям лифта, но в наступившей тишине боковым зрением Катрина уловила кривую улыбку на лице Бельмана.
– Хорошо? – наконец повторил он.
– Бернтсен исполняет порученные ему обязанности.
– Могу предположить, что их не очень много.
Катрина пожала плечами:
– У него нет опыта работы следователем. А его назначили в крупнейшее подразделение по расследованию убийств, если не считать Крипоса
