Она пожалела о том, что ответила на звонок, когда увидела, что взгляды всех присутствующих прикованы к ней.
– Я нахожусь в Институте судебной медицины, – сказал Бьёрн. – Мы только что получили результаты экспресс-теста прозрачного вещества, которое было у жертвы на животе. В нем нет человеческой ДНК.
– Черт! – вырвалось у Катрины.
Она все время держала это в голове: если та полоска – семя, преступление может быть раскрыто в пределах магического срока, то есть в течение первых сорока восьми часов. Весь ее опыт подсказывал, что по истечении этого срока раскрыть преступление будет сложнее.
– Но сам факт все равно может указывать на то, что у него был с ней сексуальный контакт, – сказал Бьёрн.
– И что заставляет тебя так думать?
– Эта полоска – смазка. Наверняка с презерватива.
Катрина снова чертыхнулась. И поняла по взглядам присутствующих, что до сих пор не произнесла ничего такого, из чего бы им стало ясно: этот разговор не носит личного характера.
– Значит, ты считаешь, что преступник воспользовался презервативом? – произнесла она громко и отчетливо.
– Он или кто-то другой, с кем она встречалась вчера вечером.
– Хорошо, спасибо.
Она собиралась завершить разговор, но, перед тем как отключиться, услышала, что Бьёрн выкрикивает ее имя.
– Да? – спросила она.
– Я позвонил тебе не из-за этого.
Она сглотнула:
– Бьёрн, у нас тут…
– Орудие убийства, – выпалил он. – Мне кажется, я выяснил, что это. Можешь задержать группу еще минут на двадцать?
Он лежал на кровати в квартире и читал новости в телефоне. Он уже просмотрел все газеты. И был разочарован: они пропустили все детали и не написали ни о чем, что имело художественную ценность. Либо потому, что эта руководительница расследования, Катрина Братт, не хотела им ничего сообщать, либо потому, что она просто-напросто не сумела разглядеть в этом красоту. Но вот он, полицейский со взглядом убийцы, смог бы. Возможно, он, как и Братт, оставил бы это при себе, но уж точно оценил бы.
Он изучил фотографию Катрины Братт в газете.
Она красива.
Разве им не предписано надевать полицейскую форму на пресс-конференции? Может быть, только рекомендовано. Она не надела. Наплевала. Она ему нравилась. Он представил ее в форме.
Очень красива.
К сожалению, ее не было в повестке дня.
Он отложил газеты и провел рукой по татуировке. Время от времени ему казалось, что она настоящая, что она разрывается, что кожа на груди натягивается и готова лопнуть.
Ему тоже хотелось наплевать.
Он напряг мышцы живота и поднялся с кровати без помощи рук, посмотрел на себя в зеркало на дверце раздвижного шкафа. В тюрьме он занимался спортом. Не в спортивном зале – он не собирался лежать на скамейках и матах, пропитанных чужим по́том. В камере. Не для того, чтобы накачать мускулы, а чтобы приобрести настоящую силу. Выносливость. Напряжение тела. Баланс. Способность терпеть боль.
Его мать была крупной женщиной с большим задом. Ближе к концу она позволила себе распуститься. Слабая. Наверное, тело и обмен веществ он унаследовал от отца. И силу.
Он отодвинул дверцу платяного шкафа.
Там висела форма. Он провел по ней рукой. Скоро он использует ее.
Он подумал о Катрине Братт. В форме.
Сегодня вечером он отправится в бар. В популярный, набитый людьми бар, не похожий на бар «Ревность». Он нарушит правило выходить в люди только для того, чтобы запастись едой, сходить в баню и заняться делами, стоящими на повестке дня. Он будет скользить между людьми, возбуждающе анонимный и одинокий. Потому что ему это нужно. |