— Ах, все это проклятые деньга! — сказала она наконец, искусно выпуская изо рта колечки дыма. Ее большие, красивые глаза были опущены и темные ресницы выделялись на ее белой коже. Губы у нее были полуоткрыты, и в общем она представляла очень привлекательную картину.

— Да, ты действительно прекрасна, мать, — спокойно ответила Сара. — Но продолжай дальше.

— Я не могу. Я должна была остановиться здесь, чтобы поправиться, — возразила леди Диана. — Правда теперь высказана. Ты знаешь уже худшее.

— Я знаю только то, что обычно случается с тобой, — с горечью заметила Сара.

Коти назначил прекрасную субсидию ее матери, когда женился на Саре, и затем два раза уплачивал ее долги. Когда он заболел, Сара несколько раз давала матери большие суммы и теперь она отлично знала, что ей и впредь придется это делать.

Слегка пожимая плечами, она прошлась по комнате. Она была голодна, и это внезапно заставило ее устыдиться за недостаток гостеприимства.

— Ты, должно быть, голодна? — сказала она с сокрушением. — Я сейчас позвоню, чтобы подали завтрак.

— О, я уже сделала это, — возразила леди Диана, — но они чего-то медлят. Я думаю, это оттого, что в доме нет мужчины. Слуги очень распускаются, когда нет хозяина, разве ты не замечала этого? Не знаю отчего это, ведь женщины и вполовину не производят такой суматохи, как мужчины. Адам и Ева правы, я думаю… Кстати, скажи, как чувствует себя бедный, дорогой Коти. Удивительно, как он держится… и, я думаю, еще продержится. Я пойду и взгляну на него сейчас же.

Сара густо покраснела.

— Пожалуйста, не надо, мама. Притом же Коти не принадлежит к числу предметов, которые выставляют на выставках.

— Но он мог бы быть выставлен, бедняга, хотя бы за всю ту пользу, которую он приносит тебе или кому-нибудь другому, — ответила задумчиво леди Диана.

Сара взглянула на нее. Она знала, что сердиться на мать было бы бесполезно, — она ничего не замечала; даже если бы ее дочь умерла, она едва ли обратила бы на это внимание. Для нее имело значение только то, что задевало ее чувство или ее благосостояние. Коти же не задевал ни того, ни другого, с тех пор как перед своим последним ударом он дал Саре полномочия распоряжаться его доходами, как она захочет.

— Во всяком случае, — продолжала леди Диана своим нежным голосом, слегка растягивая слова, — во всяком случае, я привезла сюда кое-кого, кто тебя может развлечь. Угадай, с кем я приехала на моторе. Мы неожиданно встретились на пароходе. Я вдруг увидела лимузин, дожидающийся в Булони, и… Шарля Кэртона.

Она наблюдала Сару с улыбкой в глазах. Сара только небрежно повторила это имя.

— Шарль? Вот удивительно!

— Я ему сказала все, конечно, — смело заявила леди Диана. — Ты знаешь, ведь он непременно хотел приехать сюда. Я сказала ему, что это бессмысленно, что ты вышла замуж и простила ему и что он должен вести себя разумно, явиться с визитом и больше ничего.

— А что же он сказал? — спросила Сара. — Я не могу представить себе его, несмотря на твое живописное описание, каким-то кающимся грешником.

— О, он послал тебе записку, разве ты не знаешь? Это обычная вещь — и он явится сам, днем.

— К кому же он придет, к тебе или ко мне? — наивно спросила Сара.

— Ко мне, внешним образом, а в действительности к тебе. Ты — его прежняя любовь, которая сделалась прекрасной принцессой и ничего не потеряла в его глазах от такой перемены (если Шарль таков, каким я считаю его). Я уверена, что все мужчины таковы.

— А зачем он сюда приехал? — спросила Сара, рассматривая набалдашник своего хлыстика для верховой езды.