«Дорогой, у меня только что был Лукан, и, прощаясь с ним, я заметила (я знаю, что вы будете надо мной смеяться, как и прежде, когда вам казалось, что я слишком „ребячлива“), я заметила, что он употребляет ваш сорт мыла. Легкий запах этого мыла донесся до моего обоняния, и сердце мое так же мучительно сжалось, как при воспоминании о ваших поцелуях. Я совсем утратила способность думать последовательно, мысли проносятся в моей голове, как гонимые ветром осенние листья; золотых мало, темных и сухих больше, черных, увы, сколько угодно! Жалкое сравнение, и я не хочу на нем настаивать. Если бы вы только знали, как мне отрадно писать вам! Это придает мне бодрости и позволяет мечтать о будущем, что особенно трудно здесь, потому что однообразие тюремной жизни напоминает смерть и наполняет душу безграничным ужасом.

Но сейчас я хочу мечтать, общение с вами ободряет меня.

Еще восемь месяцев, — а там ваша близость, ваши поцелуи… Дорогой мой, любовь моя, через восемь месяцев! Я мысленно целую вас в моем мраке, мой светлый возлюбленный!» Второе письмо было написано пятью днями позже:

«Я видела вас сегодня во сне и уверена, что все будет к лучшему. Если бы только я могла говорить с кем-нибудь о вас! Но я и хочу и не хочу этого. Иногда так тяжело не иметь возможности поговорить о том, кого любишь и кем гордишься, не иметь возможности похвастать его замечательными качествами! В былое время я сама смеялась над женами, которые восхваляют своих мужей. Мне это всегда казалось „дурным тоном“ и отсутствием такта…

Как изменяются мнения! Я уверена теперь, что в любви не существует дурного тона. Если бы влюбленные не делали себе фетишей из приличий, они были бы гораздо счастливее! Полюбив, они прямо говорили бы друг другу: да, мы любим, и время не уходило бы на глупые формальности: всякие сроки, семейные пересуды, оповещения и согласия родственников и т. д., и т. п.

Мне не хочется говорить с вами о моей здешней жизни. Я стараюсь не думать о ней, пока пишу вам, но о Кориан все-таки стоит сказать несколько слов. Кориан — та особа, которая живет со мной в одной камере. Ей тридцать четыре года, но это настоящий чертенок, стройный и гибкий. Жизнерадостность ее неугасима, как пламя, и не имеет пределов. Некоторые из моих привычек вызывают в ней приливы бурной веселости, которая навлекает на нее наказания (что не мешает ей продолжать в том же духе). По профессии она танцовщица кафешантана, и у нее есть любовник с оливковым цветом лица, карими глазами, слишком длинными для мужчины ресницами и сладким голосом, от которого „трясутся поджилки и мороз продирает по коже“, — я цитирую ее выражения. Кориан влюблена в него до безумия. Сама она и черт, и ангел одновременно. Впрочем, для меня только последнее, потому что доброта и внимание ее ко мне не имеют пределов: она ухаживает за мной, как преданная нянька. Так как здесь не разрешают курить, она все время жует табак. Мне хотелось бы только, чтобы у нее были менее радикальные убеждения. Но ведь, в сущности, все зависит от точки зрения. Для Кориан многие из наших взглядов, особенно наше доверие друг к другу, та свобода, которую мы друг другу предоставляем, кажутся опасными и неправильными; мы, со своей стороны, находим вульгарной профессию кафешантанной плясуньи.

Мне так хотелось бы знать подробности вашей жизни: как выглядит дом, в котором вы живете, в чем состоят ваши обязанности, как вы одеваетесь, а главное — что вы думаете обо мне и часто ли вы обо мне думаете? Я не сомневаюсь, что вы думаете обо мне, и не боюсь ваших мыслей, дорогой! Колен обещал мне, что расскажет вам обо всем, и я только что получила известие, что он к вам уехал. Мы никогда не будем говорить с вами о прошлом, я вполне полагаюсь в этом на ваше великодушие.

Не знаю почему, но это глупое, ненужное письмо дает мне ощущение бесконечной близости к вам.

Я знаю, что я эгоистка, Жюльен, ведь это так? Я пишу эти письма, которые вы никогда не получите, только ради собственного удовольствия, и только любовь к вам движет моим пером, только любовь…»

ГЛАВА XXII

К концу весны, которая совсем не походила на весну, так как все время стояла холодная, пасмурная погода, Кориан ожидала свой срок наказания.