Полнота обладания — мираж: когда к ней приближаешься, страсти ослабевают. Дорогой, неужели наступит время, когда вы „устанете“ меня любить? Жизненный опыт как будто подтверждает неизбежность этого. Но меня лично всегда возмущал афоризм: „Нельзя желать того, чем обладаешь“. Разве люди принадлежат когда-нибудь друг другу всецело, и разве даже самая тесная близость не предполагает еще большей близости? Что касается меня, то я предпочитаю, чтобы вы разлюбили меня сразу, чем чтобы я вам надоела. Надоесть кому-нибудь — что может быть ужаснее! Это самое унизительное из всех состояний, пагубное по своим последствиям, потому что оно отнимает у женщины душевную энергию, желание совершенствоваться и даже нравиться. Говорят, что страдания облагораживают человека, но только не страдания попранной любви! Эти страдания уничтожают веру в себя и все лучшие качества человеческой души.
Но вы, воплощенная правдивость, вы обладаете всеми достоинствами и вы мой, мой единственный — это самое главное!»
Еще письмо:
«Мой ангел-хранитель!
На дворе весна. Скоро (впрочем, нет, я скажу скоро, когда останется всего несколько минут), скажем — в непродолжительном времени, наступит час свободы.
Где мы с вами встретимся?
Я предвижу, что вы скажете, что это будет неблагоразумно, но если бы все-таки вы оказались к этому времени в Париже! Случайно… Это будет в конце июля. Ведь вам могло бы быть и неизвестно, что я выйду в это время. Во всяком случае, я постараюсь как можно скорее уехать в Тунис и, конечно, уже никогда не вернусь из рая на землю. Не знаю почему, но сегодня мне все время хочется вспоминать, какого цвета ваши волосы. Я знаю, что они белокурые, но термин „белокурые“ имеет столько особенностей и индивидуальных оттенков. Вернее сказать, что ваши волосы цвета спелых колосьев, освещенных солнечными лучами. А какие они густые! Мне ли не знать этого! Бобрик, настоящий бобрик! Взглянуть бы на вас утром! Вероятно, лохматый-прелохматый и такой милый! Нет, лучше не думать…»
Еще письмо:
«Я не докончила письма, это и неудивительно. Но я и не жалею, что написала такое нелепое письмо. Бывают дни, или, вернее, вечера (если говорить точнее), когда я чувствую вас около себя. Я слышу ваш спокойный, низкий, властный голос, который так нравится женщинам и сила которого именно в его спокойствии; я чувствую прикосновение вашей манжеты, и мне представляется, что я черчу своим пальцем на вашей правой руке мои инициалы — клеймо, чтобы все знали, что вы мой, потом черчу ваше имя и включаю все в очертания сердца. Какие глупые фантазии, но как приятно им предаваться! Ведь влюбленные всегда глупы. Это удел тех, которые остаются детьми на всю жизнь или, через любовь, снова превращаются в детей. Вспомните только наши идиотские разговоры, все те бессмысленные вещи, которые мы говорили друг другу! Однако я готова отдать жизнь за возможность возобновить эти разговоры. То, почему влюбленные всегда говорят на своем особом языке, для меня вполне понятно: это изолирует их от остального мира.
Милая Кориан прислала мне сегодня шоколаду; на бумаге, в которую он был завернут, она написала: „И на воле не сладко! Вам осталось всего два месяца и три недели. Скоро можно будет считать неделями. Будьте тверды в вопросе о горячей воде. Мне вас очень недостает, несмотря на то, что я недолюбливаю женщин. Да благословит вас Бог, Кориан“.
К бумаге было приклеено несколько марок, и когда я их отлепила, то под ними оказалась еще маленькая приписка, очень мелко написанная: „Без марок письма не пойдут, а тюремная прислуга так ленива, что не пожелает сходить за марками, даже если вы ей пообещаете пять франков. Так вот на всякий случай…“
Не правда ли, как трогательно и деликатно? Но я не смею писать вам, хотя у меня и есть теперь марки, эти волшебные маленькие кусочки бумаги, которые обладают даром передавать поцелуи… Писать вам было бы неблагоразумно с моей стороны, и я не буду…»
Последнее письмо:
«Я, кажется, заболеваю, дорогой. |