Герцог закупил для своих гостей отдельный пульмановский вагон. Несколько ливрейных лакеев поджидали на платформе приглашенных и провожали их до вагона. Как только поезд тронулся, подали чай, сандвичи с изысканным паштетом и всевозможную выпечку, все это было доставлено из Котильона в огромных корзинах вместе с серебряными чайными подносами и элегантными фарфоровыми чашками.

Кроме Бедлингтонов в Котильон направлялись и другие гости. Женщины были так красиво одеты, что Корнелии стало стыдно своего наряда, и она молчаливо и незаметно сидела в углу, пока они оживленно болтали с тетей.

— Все те же лица, как я вижу, Лили! — воскликнула одна из дам. — Только Гарри, кажется, не хватает, но, думаю, мы увидим его, когда доберемся до Котильона.

— Там, где Эмили, там непременно и Гарри, — проговорил какой-то остряк.

Эту ремарку встретили легким смешком.

— Все равно, мне кажется, он начинает Эмили надоедать, — сказала Лили. — Я все время жду, что его вот-вот заменят.

— Где еще она отыщет такого внимательного, очаровательного и, конечно, столь материально зависимого от нее? — едко поинтересовалась какая-то красотка.

Раздался еще один взрыв смеха, и Корнелия удивилась, почему всем так весело. Мать герцога, как она знала, звали Эмили. Но какое отношение к ней имел какой-то Гарри, она не представляла. Изумление ее не рассеялось, даже когда она увидела предмет бурных обсуждений — вертлявого, юркого человечка, который всем направо и налево оказывал мелкие услуги, был на побегушках у герцогини, обращавшейся с ним, как с любимым пекинесом.

В Котильоне очень многое удивило Корнелию. Начать с того, что это был самый прекрасный дом, который она когда-либо видела. Она даже не представляла, что частные дома бывают такими огромными. Это был просто сказочный дворец; закат серебрил его крышу и шпили, заливал озеро золотом и набрасывал на леса и парки в отдалении темную завесу таинственности.

Замок обладал красотой и величием, которые присущи только английским строениям. Но когда первое восхищение прошло, Корнелия почувствовала себя ничтожной и потерянной в огромном мраморном холле с колоннами и статуями и в гостиной в серебристо-голубых тонах, которая, казалось, простерлась в вечность.

Все вокруг поражало невероятными размерами, многоцветием и роскошью. Корнелии повсюду мерещилось золото — на стенах, вокруг картин, на столах и каминных полках, на ливреях слуг и даже в убранстве ее спальни. Она не представляла, что существует мир, где люди всегда живут среди подобного великолепия и сами при этом становятся под стать ему.

— Значит, это и есть Корнелия! — произнесла Эмили, герцогиня Роухамптон; голос ее был таким же веселым и искрящимся, как бриллианты, сверкавшие в ее ушах и на тонких нервных пальцах.

Маленькая хрупкая женщина порхала от одного гостя к другому, своей непоследовательностью и декоративностью напоминая колибри. Но это было только на первый взгляд, когда же Эмили узнавали получше, то понимали, что она обладает организаторскими способностями, позволяющими ей мудро и успешно управлять Котильоном и обширным поместьем вокруг него, не хуже генерала во главе армии.

Ей, безусловно, помогало бессчетное число людей, но ее талант заключался в том, как она их подбирала для того или иного дела. У нее был знаменитый мажордом, и все вокруг знали, что другие знатные особы не раз пытались переманить его к себе, чтобы он управлял их замками и особняками.

Повар в Котильоне был не менее известен. Король, когда еще был принцем Уэльским, просил его перейти к нему в резиденцию в Мальборо-Хаус, но услышал в ответ, что тот не покинет Котильон до тех пор, пока Эмили в нем нуждается.

Почти все слуги в Котильоне жили там не просто по многу лет, а сменяя одно поколение другим.