Я вообще ничего не делал с миром, а всего лишь заставлял Флюид менять состояние и форму. Вернее – и в этом было, если разобраться, самое главное и головокружительное, – я не столько заставлял Флюид трансформироваться, сколько учился миг за мигом видеть его по-разному, как бы меняя собственную скорость. Это давало тот же результат.
Четыре Великих Элемента были просто разными состояниями Флюида – твердым, жидким, газообразным и огненным. Это было для меня ясно как день – но я знал, что ученые монахи, лишенные практического опыта, склонны считать подобные утверждения ересью: в монастыре, где я вырос, одного из монахов при мне выпороли за похожее заявление солеными розгами.
Теперь я знал, что он был прав, – и понимал, почему другие монахи не могли убедиться в этом сами: чтобы замечать такие вещи, следовало иметь очень тренированное и подвижное внимание.
Я думал, что Менелай научит меня использовать Флюид в боевых целях. Но он этого делать не стал.
– Никколо был мастером боевых искусств, – сказал он. – Это его и погубило. Он постоянно искал, где себя показать. Его убийцы знали об этом и регулярно обводили его вокруг пальца. В последний раз – вообще вокруг хвоста…
И Менелай захохотал над собственной шуткой. Он, несомненно, был знаком с обстоятельствами гибели Никколо Третьего – и, хоть в его словах не было особого уважения к памяти покойного, по существу он был прав.
– Я учил Никколо строить из Флюида башни, – сказал он. – Объяснял, как сжимать пространство в точку и вообще показывать разные фокусы. А потом научил его сражаться. Тем самым я вырыл ему могилу… С тобой я этой ошибки не повторю. Я научу тебя только одному – останавливать наносимый тебе удар. Создавать между собой и атакующим преграду из Флюида. Все остальное время ты должен убегать как можно быстрее. Если б Никколо придерживался этой тактики, он до сих пор бы лапал своих девчонок…
Менелай все время повторял, что его роль – научить меня хорошо чувствовать Флюид и легко приводить его в движение, а особым навыкам, необходимым именно Смотрителю, меня научат Ангелы. В конце концов я не выдержал и попросил его объяснить, что это за таинственные навыки.
– Я просто не знаю, – улыбнулся он. – И не хочу.
– Почему? – спросил я.
– Если выяснить о мире слишком многое, придется специально сюда возвращаться, чтобы это забыть. А я все-таки невозвращенец.
Он, однако, знал о мире немало – и немало странного. Когда я сталкивался с фрагментами этого знания, у меня от изумления кружилась голова. Но происходило подобное чаще всего случайно – Менелай никогда не объяснял мне того, без чего в нашем обучении можно было обойтись.
Однажды он посадил меня за стол, сел напротив и положил между нами резонатор – медную горошину с еле намеченными чертами человеческой головы (в ордене Желтого Флага считалось, что это символическая голова Франца-Антона, но резонаторы не особенно ее напоминали и даже редко походили друг на друга). Затем он попросил меня растворить резонатор в воздухе, навсегда и без остатка.
Сперва это показалось мне невозможным. |