Сона и Тесса, которые несколько месяцев без устали трудились над подготовкой к празднику, не оставили без внимания ни малейшей детали: сотни свечей мигали в медных канделябрах, окна были задрапированы портьерами из золотистого шелка. Все вокруг было золотое, подобно платью Корделии. С потолка свисали золотые знамена и сияющие золотые колокольчики. Золотыми лентами были увиты гирлянды из цветков пижмы и желтого кембрийского мака; искусно уложенные пирамиды золотистых яблок и груш поблескивали среди еловых лап и веток белоплодной рябины. Даже два гигантских многоярусных торта, возвышавшихся в центре пышного праздничного стола, были украшены глазурью цвета золота и слоновой кости.
Обеденный стол действительно впечатлял: здесь были блюда с дымящейся жареной бараниной и цыплятами, тонкие бараньи отбивные, говяжий язык, паштет из гусиной печенки. Другой длинный стол был заставлен холодными блюдами: лосось в огуречном соусе, салат из лобстера с рисом, салат из вареного картофеля и маринованных огурцов, заливные блюда с крупными целыми яйцами. Через равные промежутки были расставлены блюда с желе – янтарные, зеленые, цвета фуксии.
Корделия, широко раскрыв глаза, смотрела на все это. Вскоре вокруг молодоженов собрались друзья. Кристофер стащил из «натюрморта» грушу и был весьма разочарован, обнаружив, что она восковая.
– Боже мой, это чудесно, – прошептала Корделия.
– Ты мне льстишь, дорогая, – легкомысленно заметил Мэтью. – С другой стороны, я действительно приберег этот жилет для особого случая.
Корделия рассмеялась. К молодым людям присоединились родители Джеймса; они хотели поздравить молодоженов и, как подозревала Корделия, оградить их от натиска наиболее энергичных и болтливых знакомых. Уилл со счастливым видом смотрел на сына, и когда Корделия случайно перехватила его сияющий взгляд, улыбка ее погасла и настроение испортилось. На сердце легло тяжкое бремя. Она обманывала всех родственников, своих родителей и брата, но почему-то лгать Тессе и Уиллу было труднее всего.
– Я просто умираю от голода, – прошептал Джеймс на ухо Корделии.
Люси в это время провожала членов Анклава к предназначенным для них местам. Жених и невеста не могли позволить себе прикоснуться к угощению до тех пор, пока последний гость не усядется за стол. Корделия заметила у дальнего конца стола родных; Алистер и Элиас помогали Соне сесть. Ей хотелось пойти к ним, но Сона еще вчера твердо дала ей понять, что после бракосочетания Корделия должна будет неотлучно находиться рядом с Джеймсом.
– Как это жестоко: я вынужден смотреть на все эти яства, но не могу взять даже крохотного бисквита.
– Смотри, неужели Кристофер ест свою восковую грушу? – прошептала она в ответ. – Ему же будет плохо.
Корделия уже оставила попытки наблюдать за гостями; лица, имена смешались в голове, и она не могла даже вспомнить, кого из этих людей видела прежде, а кого – нет. Джеймс знал всех хотя бы по имени, ведь ему, как сыну руководителя Института, несколько лет приходилось присутствовать на различных светских мероприятиях. Корделия с облегчением увидела знакомые лица – Габриэля и Сесили с маленьким сыном Александром, который во время церемонии спал в детской и до сих пор не мог проснуться, несмотря на шум, разговоры и бурные аплодисменты. Розамунда Уэнтворт жаждала поговорить о свадебных тротах, поскольку «как вам, без сомнения, известно, я тоже скоро выхожу замуж. Тоби, прекрати это и послушай, что тебе говорят». Старшая сестра Томаса, Евгения, недавно вернулась из Идриса. Генри Фэйрчайлд просто взял Корделию за руки и пожелал ей счастья, без всяких красивых фраз, но с такой неподдельной искренностью, что ей захотелось плакать.
Наконец, Люси и Тесса помогли всем гостям найти свои места, и Джеймс с Корделией получили возможность сесть за стол. |