На мраморном столике в кухне она оставила записку. Она поехала к своей матери, которая плохо чувствует себя. Мать Марты — немощный и безжалостный тиран. По мне, ей давно уже место в доме для престарелых, но Марта, естественно, придерживается другого мнения. Встречался я с ней всего один раз, в самом начале нашей совместной жизни, и после того у меня ни разу не возникло ни малейшего желания снова увидеть эту старую драконшу.
Рану на лбу дергало. Это была широкая ссадина, шедшая наклонно от левого виска к правой брови. При моей небритой боксерской физиономии она придавала мне зловещий вид отпетого головореза. Я принял душ, побрился, выпил чуть ли не литр черного, крепкого, сладкого кофе, заставил себя проглотить стакан йогурта и оделся. Черные вельветовые джинсы и серый свитер.
Путеводителя на столе в гостиной не было. Марта, видимо, поставила его на полку. И опять меня охватила паника из-за невнятности происходящего. Когда тебя преследует Макс, загадка Марты совсем уже лишняя… И внезапно я понял, чем займусь сегодня.
У желтого «пежо» было одно преимущество — это была не моя машина. Я ехал медленно, внимательно наблюдая за всем, что происходит вокруг, но ничего подозрительного не заметил. Привычные картины мирной сельской местности, где мирно пасутся мирные коровки.
Подъехав к деревушке, где живет мать Марты, я остановился у первой телефонной кабины и набрал номер. После шестого длинного гудка Марта ответила. Не произнеся ни слова, я повесил трубку и вернулся в машину.
Я проехал по главной улице деревушки: с дюжину домов и кафе-бакалея-табачная лавка-аптека. Дом матери Марты находился за деревней неподалеку от заброшенной старинной литейни. Я медленно подъехал к нему. Машины Марты там не было.
Я затормозил у заржавленных ворот. Во время моего предыдущего и единственного визита они были выкрашены, вьющиеся розы укрывали фасад дома и двойной ряд бегоний вел прямиком к входной двери, которую кокетливо украшал веночек, сплетенный из трав. Сегодня же в доме были закрыты все ставни. Сад заполонили сорняки. Калитка заперта на большой висячий замок, а пожелтевший венок валяется на земле. На втором этаже одна ставня свисает, полусорванная с петель, и под ней я заметил разбитое стекло. Меня бросило в пот: дом выглядел нежилым. И тем не менее Марта только что ответила из него по телефону… Шарканье за спиной заставило меня обернуться. Покуривая трубку, шел старик с сумкой в руке. Я обратился к нему:
— Простите, я хотел бы увидеть госпожу Мозер…
— Ничего не выйдет.
Из-за тягучего выговора я плохо понимал его.
— Она здесь больше не живет?
— Само собой, нет.
И он сухо хихикнул.
— А вы не скажете, где я могу ее найти?
Он молча ткнул трубкой прямо перед собой. Я последовал взглядом в указанном направлении и увидел белые кресты маленького кладбища. Старик сообщил:
— Она, бедолага, уже полгода как скончалась.
— Это та самая госпожа Мозер, которая болела и у которой есть дочка?
— Никакой другой я не знаю. Мы с Жюльеном Ренодо опустили ее в могилу.
— Дочка была на похоронах?
— А как же. Очень красивая женщина. И притом крепкая: ни слезинки не проронила.
Я поблагодарил старика и сел в «пежо». Подождал, когда он скроется за поворотом, перелез через ограду и забрался на козырек над дверью, усыпанный сухими листьями. По водосточной трубе добрался до сорванной ставни. Просунув руку в разбитое стекло, я сумел, не порезавшись, поднять оконную задвижку и открыть окно, после чего подтянулся и оказался в темной, холодной и пустой комнате, где из мебели были только пружинный матрац да полосатый тюфяк.
В доме действительно никто не жил. В нем затхло пахло сыростью и полумрак казался зловещим. |