Но Горный король этого не замечал. Не то чтобы он вообще что-то замечал. С тех пор, как он открыл свою единственную настоящую любовь.

У него было зеркало — тонко сработанное и прекрасно детализированное, и его настоящая любовь жила внутри. В ловушке, бедняжка. Но ненадолго. Тем временем его портной сшил специальный карман спереди на всех его жилетах, чтобы он мог постоянно чувствовать зеркало рядом с собой. И хотя новости о войне были не особенно хорошими («Истощающиеся запасы, — предупреждали его советники, — и недовольные солдаты»), новости из зеркала были особенно хорошими. И, о, этот голос! И, о, этот рот! Эти глаза! Из зеркала выглядывало самое красивое лицо, которое он когда-либо видел. Лицо, которое колыхалось и текло, которое менялось от эмоций, дикции и света. Горный король был в восторге.

ИМПЕРИЯ, КОТОРУЮ ТЫ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ, — говорило ему зеркало.

ОЧКАСТЫЙ ТУПИЦА ИЗ АНДУЛАНСКИХ КОРОЛЕВСТВ НЕ БУДЕТ ДАЖЕ В СОСТОЯНИИ НАЧИСТИТЬ ТВОИ САПОГИ, — обещало зеркало. — СО МНОЙ НА ТВОЕЙ СТОРОНЕ НАС БУДЕТ НЕ ОСТАНОВИТЬ.

Горному королю не нужны были ни еда, ни питье, ни сон. Ему нужно было только зеркало. Он смотрел на него, говорил с ним и шептал ему слова любви, как будто это была колыбельная.

Никто не знал, что делать.

— Король сошел с ума, — послышался шепот. И как только шепотки начались, они начали расти; и как только они выросли, они начали распространяться. Король безумен, безумен, безумен, и мы пропали.

Ниббас услышал, и Ниббас улыбнулся.

В ту же ночь, когда Вайолет снова появилась в моем кабинете, когда она в этот самый момент коротко стояла передо мной, Ниббас что-то шептал Горному Королю.

ВСЕ СПЯТ?

— Все, любовь моя, — пропел король. — Есть только ты и я, я и ты, и мир теперь и всегда наш. — Его слова ликовали и пели. Он погладил прекрасное лицо в зеркале. Ниббас с отвращением сморщил нос.

ЕСЛИ ВСЕ СПЯТ, МОЙ ДОРОГОЙ, ТОГДА ТЫ ДОЛЖЕН НАДЕТЬ ДОРОЖНЫЙ ПЛАЩ СЛУГИ И УСКОЛЬЗНУТЬ С ГЛАЗ ДОЛОЙ. ЕСТЬ КОЕ-ЧТО, ЧТО ТЫ ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ, ДРАГОЦЕННАЯ ЛЮБОВЬ, И ЭТО БУДЕТ НЕПРИЯТНО. НО ЭТО НЕОБХОДИМО.

— Все, что угодно за сокровище моего сердца! — сказал Горный король и занялся поисками плаща.

Переодевшись, Горный король проскользнул мимо патрулей и охранников периметра и свернул в рощицу рядом с изгибом небольшого ручья. Сам ручей был таким маленьким, что у него не было названия — по крайней мере, такого, которое я когда-либо знал, и такого, которое когда-либо появлялось на карте. Но дети часто называли его Ручьем Сверкающих Камней из-за особого изобилия странного маленького камня, который был тяжело разбросан по руслу ручья.

Король сел на камень, глубоко вздохнул и вытащил зеркало. Он затаил дыхание, ожидая увидеть постоянно меняющееся лицо Ниббаса. Он почувствовал, как любовь застряла у него в горле, словно крючок. Он не мог сглотнуть. Он не мог вырвать его.

— ДУРАК! — закричал Ниббас. — ИДИОТ! ДИВЕРСАНТ!

Рот, полный ножей. Золотистая кожа туго обтягивала вытянутую морду.

— Любовь моя! — в ужасе воскликнул Горный Король. — Как ты можешь говорить такие вещи?

ПРОИГРАЛ! ВСЕ ПОТЕРЯНО! ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ ТЩАТЕЛЬНО ПРОДУМАННЫХ ПЛАНОВ НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИВЕЛИ!

Язык рептилии высунулся, чтобы поймать слезы из этих жестких, холодных глаз. Тонкие губы растянулись в крокодильей ухмылке.

— Мой дорогой! Мой драгоценный! Скажи мне, что делать! Я не могу видеть, как ты страдаешь! — Он прижал зеркало к груди, паника разливалась по его телу, вытесняя дыхание.

Изображение в зеркале рябило и текло, как вода. Оно превратилось в свет, потом в камень, потом в миллиарды миллиардов звезд, мерцающих в темноте.