ГЛАВА 62

Когда Вайолет проснулась, ей было тепло, уютно, она лежала на руках, прижавшись щекой к чему-то гладкому и живому, слыша, как бьется ее сердце.

Мысленно она видела себя младенцем, аккуратно завернутым в мягкую ткань и надежно привязанным к телу матери. Она почувствовала воспоминание о руках матери, и это воспоминание было мгновенным, осязаемым и ужасно живым. Ее волосы, ее кожа, ее темный, хриплый голос — все было близко, как дыхание. Вайолет чуть не разбилась от горя. Очень медленно она открыла глаза. Это не были руки матери, обнимавшие ее, — конечно, не были. Ее мать умерла и была похоронена.

Руки, держащие ее, сердце, бьющееся рядом с ее собственным — они принадлежали дракону. Он качал ее взад — вперед, как младенца.

ПОЖАЛУЙСТА, ПРОСНИСЬ. О, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОСНИСЬ, — беззвучно взмолился дракон.

— Мама? — прошептала Вайолет в оцепенении. Потом она закашлялась. Потом застонала. — Я имею в виду Дракон.

ТЫ ЖИВА!

— А я? — Вайолет огляделась. Рана на груди была перевязана блестящим жемчужным веществом, которое прилипло прямо к коже. Драконьи слезы, догадалась Вайолет. Она ужасно болела, но кровотечение прекратилось.

НЕ ДВИГАЙСЯ. ТЫ ПОТЕРЯЛА МНОГО КРОВИ.

— Где мы? — Но как только слова слетели с ее губ, она поняла. Небо встречалось с землей, как край перевернутой чаши, и плавно изгибалось вверх и наружу, пока отражения на его поверхности не превратились в широкое, скользкое мерцание.

КРАЙ ЗЕРКАЛЬНОГО МИРА. Мысли дракона были притихшими и изумленными. ТЫ БЫЛА ПРАВА. Я НЕ БОЮСЬ. Я ПОЧТИ НЕ ПОМНЮ, ЧТОБЫ КОГДА-НИБУДЬ БОЯЛСЯ. Дракон уставился на свое отражение, увеличенное и огромное на вогнутой поверхности неба, с выражением удивления. Он вертел головой то в одну, то в другую сторону. Он моргнул единственным ярким глазом. НАВЕРНОЕ, БЫЛО БЫ НЕВЕЖЛИВО СКАЗАТЬ, ЧТО Я КРАСИВ, НО Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО ТАК И ДОЛЖНО БЫТЬ.

— Ты не должен был приводить меня сюда, — сказала Вайолет, заставляя себя подняться. Она увидела отражение своего тела — своего неправильного тела — в кривом зеркале неба. Она поморщилась и отвела взгляд. Ее тошнило от этого зрелища. — Ты мог позволить мне умереть.

Дракон повернул голову к девушке, печально глядя на нее.

НЕТ, сказал он. Я НЕ МОГ. Я ВООБЩЕ НЕ МОГ ТЕБЯ БРОСИТЬ. Я ПЫТАЛСЯ УЙТИ ОТ ТЕБЯ… ПРАВДА, ПЫТАЛСЯ. НО ЛЮБОВЬ УДЕРЖАЛА МЕНЯ. ЭТО, В КОНЦЕ КОНЦОВ, ЕЩЕ ОДИН ВИД РАБСТВА. НО Я ВЫБИРАЮ ЕГО. И В ЭТОМ ВСЯ РАЗНИЦА.

Вайолет отвела взгляд. Связывает ли нас любовь? удивилась она. Или это делает нас свободными? Она не знала, но вместо этого посмотрела на зеркальное небо. Там был Ниббас. Где-то.

ДУШЕРАЗДИРАЮЩАЯ СЦЕНА, сказал шепчущий, скользкий голос с другой стороны зеркального края известного мира. Он неприятно хихикнул. МНЕ КАЖЕТСЯ, Я СЕЙЧАС ЗАПЛАЧУ.

Вайолет с ужасом наблюдала, как ее образ (такой, какой она была, какой должна была выглядеть до того, как по глупости попросила Ниббаса изменить ее) развернулся от края земли и вырос до отвратительных размеров на фоне зеркального неба, неестественно широкая улыбка змеилась по его лицу. Лиловое изображение запрокинуло голову и рассмеялось, из его разноцветных глаз потекли слезы.

— Ты! — воскликнула Вайолет, не обращая внимания на рану в груди, подняла камень и швырнула его в живот статуи. Боль отбросила ее в сторону. Она с глухим стуком опрокинулась. Камень отскочил с металлическим звоном и упал на землю. На нем не осталось даже царапины.

— Я, — сказал Ниббас, отбрасывая назад спутанные кудри, которые, как предполагалось, принадлежали Вайолет, и проводя языком по этому дорогому обломанному зубу.