Пробравшись по узкой тропинке, идущей вдоль поросшего красноталом ручья, беглецы оказались на северном склоне холма, как раз напротив другой возвышенности – Квиринала. Когда-то там селились этруски, и эти традиции не угасли до сих пор, жители Квиринала всегда выставляли себя как-то на особицу, даже одевались немного иначе – более пестро, с большим количеством драгоценностей, жемчуга – как любили этруски. Райончик был тот еще, прочем, как и весь Рим в это время. Средь многочисленных, крытых соломой и камышом, убогих, бедняцких хижин неприступными бастионами торчали редкие особняки, отгороженные от внешнего мира высокими глухими заборами и сворами злющих псов. Вот и сейчас оттуда доносился угрожающий лай – псы (а точней, их хозяева) словно бы предупреждали: эй, вы, чужаки, а ну, попробуйте, суньтесь!

– Ну и местечко, – покосившись на Квиринал, опасливо повел плечами Милон. – И долго мы здесь будем прятаться, гладиатор?

– Думаю, нет, – Галльский Вепрь поспешно спрятал усмешку. – А вообще – все зависит от нас. От тебя, уважаемый!

Политикан приосанился:

– Понимаю, что от меня – не от тебя же. Что тут за домишко, вон, за ветлою?

– Хижина козопаса, в ней и переждем, – Беторикс настороженно огляделся вокруг. Нет, все было чисто: спокойно, безлюдно, тихо… Вот только собаки на Квиринале лаяли.

– Не очень-то уютное место, – подозрительно прищурившись, признался Милон. – Вот что, гладиатор, я считаю – ты свою работу выполнил, и выполнил хорошо. Как и договаривались, деньги получишь позже, ну, а сейчас… сейчас я уже обойдусь и без тебя.

– Ты-то обойдешь, господин… А вот я – нет! – Ловким ударом молодой человек сбил своего спутника с ног и проворно затащил в хижину.

– Эй, эй! – В крике Милона слышался не столько страх, сколько самое глубокое удивление. Как же это? Как это – раб, гладиатор – посмел? – Что ты делаешь, недостойный? Зачем ты меня связываешь?

– Буду пытать, – толкнув пленника в угол, Беторикс нехорошо ухмыльнулся и вытащил из-под одежды кинжал. – Я ведь галл, ты знаешь. А у нас в Галлии очень любят отрезать головы врагам!

Сказал и – сразу же – выпад! Ловким, точной рассчитанным в многократных договорных схватках движением гладиатор рассек политику шею. Не глубоко, не сильно и ничуточки не опасно. Но вполне эффектно, а для изнеженных римлян – еще больно и страшно.

– Не надо! – со слезами на глазах взмолился Милон. – Заклинаю всеми богами, не делай этого! Не убивай.

– С чего ты взял, что я собираюсь тебя убить? – Беторикс поиграл кинжалом, и проникший в хижину сквозь широкую щель солнечный лучик, отразившись от клинка, вспыхнул в широко распахнутых глазах Милона последней надеждой.

– Я знаю… тебя послал Клодий!

– Убитый?

– Его друзья… Они хотят отомстить, я знаю… – На этот раз во взгляде Милона промелькнуло что-то другое. Не только надежда, но даже и более того – уверенность в успешном для него исходе дела. – Слышь, гладиатор… Мы ведь можем договориться, правда? Сколько тебе предложили люди Клодия?

– С чего ты взял, что я от них?

Беторикс лениво отвесил прощелыге пощечину – хлестко, звонко и больно.

– Не надо, не надо-о-о!

– Впрочем, ты прав – договориться мы можем.

– Клянусь Юноной Монетой я щедро за…

Снова пощечина.