– По праздникам столь укромные места обычно предназначаются для гостей, – ускоряя шаг, прошептала Луция. – Лишь бы никто не занял этот домик до нас. Поспешим же!

В призрачном свете луны из-за кустов вдруг возникла чья-то грузная фигура… Поркус!

Узнав Беторикса, Поросенок облегченно махнул рукой – мол, свободно, заходите, располагайтесь…

Женщина вошла первой. Чуть скрипнув, распахнулась двухстворчатая римская дверь. Небольшая прихожая… темнота… Виталий едва не запнулся… Однако где-то впереди показался свет.

– Здесь кто-то есть?

– Дурачок, – послышался в ответ негромкий смех Луции. – Светильники всегда оставляют… и жаровню… и даже бокалы здесь есть. Входи, входи же, не медли.

– Вино у меня есть…

– Потом! Мы оба знаем, зачем сюда пришли, – усевшись на низкое ложе, матрона вытянула ноги и шепотом приказала: – Сними с меня обувь. И паллу.

Опустившись на левое колено, молодой человек поспешно развязал ремни… расстегнул фибулу…

В углу, в жаровне, тускло светились угли. Установленный на треноге медный светильник, похожий на заварочный чайник, безбожно дымил, и Беторикс, поднявшись, быстро снял нагар привешенными к треноге щипчиками.

– Да, – расслабленно кивнула Луция. – Так лучше. Теперь нам ничто не мешает.

Больше они не разговаривали – действовали. Властно притянув к себе женщину, Беторикс с жаром поцеловал ее в губы… наткнувшись на такой ответный пыл, от которого, пожалуй, весь дом мог вспыхнуть пламенем!

Руки скользнули к поясу, потом – вниз, к подолу… тяжелая стола мягко упала на край ложа. Оставшийся на Луции полупрозрачный хитон из тончайшей ткани отнюдь не скрывал соблазнительных очертаний юного прелестного тела… Плоский живот, стройные бедра… Статуя! Прекраснейшая ахейская статуя! И что еще надобно старому идиоту Маргону? Променять такое на мальчиков? Тьфу!

– Стой… теперь я тебя раздену… подними руки… вот так… А теперь снова – ты…

Дрожа от возбуждения, гладиатор быстро снял с матроны хитон с корсетом, развязав стягивающую грудь полоску ткани, принялся целовать и ласкать соски, упругие и твердые… Луция застонала, притягивая к себе любовника, повалилась на ложе… и вот уже тела обоих слились в любовной неге. Какое-то время слышались лишь вздохи и сладострастные стоны, да еще потрескивали угли в жаровне… О, сколь упоительно было охватившее любовников наслаждение, и все их мысли, чувства, эмоции, сплетясь в единый клубок, вдруг унеслись высоко-высоко, к небесам.

– О, мой гладиатор…

– Моя прекраснейшая госпожа…

Да-а… Вот снова Беторикс изменил любимой жене. Что поделать, он ведь всего-навсего был просто мужчиной.

Как и эта обворожительная матрона – женщиной, да еще какой!

– А вот теперь можно и выпить вина! – наконец, в изнеможении прошептала Луция. – Постой, я сама налью.

Ничуть не стесняясь своей наготы – а чего стесняться-то? тут гордиться надо! – женщина поднялась с ложа, налив из кувшина в бокалы, протянула любовнику:

– Пей, гладиатор, пей! Я слышала, Домиций всегда добавляет в вино красный перец. Это хорошо для любовного пыла… а он сегодня тебе еще понадобится. Пей! Жаль, нечем заесть.

– Твои губы – лучшая закуска, моя госпожа!

– Ах, хорошо сказал! Поистине, хорошо. Ну, так что же ты? Закусывай!

И снова поцелуи. Сначала – короткие, потом – все длиннее, жарче… И вновь горячая волна накрыла обоих, и вновь сплелись тела…

– Ах, – прикрыв глаза, стонала Луция.