Приор Нормандии вынул из старого кожаного кошелька, висевшего у пояса,
два последних денье и швырнул монеты на землю - один денье за расковку его
самого, один за Великого магистра.
- Брат мой! - протестующе воскликнул Жак де Молэ.
- На что мне они теперь? - ответил Шарнэ. - Не отказывайтесь, брат мой,
тут даже никакой моей заслуги нет.
Каждый удар молотка, разбивавшего их цепи, болью отдавался в старых
костях. Но еще сильнее болело сердце, куда, казалось, прихлынула вся
кровь.
- На сей раз нам конец, - пробормотал Молэ. Он думал о том, какой
смерти их предадут и суждено ли им испытать еще неизведанные пытки.
- Но нас ведь расковали, кто знает, может быть, это и добрый знак, -
возразил генеральный досмотрщик, разминая вспухшие от водянки руки. - А
вдруг папа решил нас помиловать?
Во рту у него осталось только два передних зуба, и при разговоре он
пришепетывал; от долгого пребывания в темнице разум его помутился - старик
впадал в детство.
Великий магистр пожал плечами и молча указал на лучников, выстроившихся
вокруг повозки.
- Приготовимся к смерти, братья мои, - сказал он.
- Вы только посмотрите, что они со мной сделали, - воскликнул
досмотрщик. Он засучил рукав, обнажив изуродованную руку.
- Всех нас пытали, - ответил Великий магистр. Каждый раз, когда при нем
заговаривали о пытках, он в смущении опускал глаза. Ведь он не выдержал,
дал ложные показания и не мог простить себе своей слабости.
Он не отрывал глаз от огромной крепости, которая была когда-то его
гнездовьем, символом его могущества.
"В последний раз", - подумалось ему.
В последний раз глядел он на эту каменную громаду, на ее башенку,
церковь, в последний раз обнимал взглядом ее дворцы, дома, дворы и сады -
настоящая крепость в самом сердце Парижа.
Здесь в течение двух веков жили, творили молитвы и суд тамплиеры, здесь
находили они ночлег, здесь обсуждали планы дальних походов, здесь, в этой
башенке, хранилась казна Французского государства, вверенная их попечению
и их власти.
Сюда после неудачных крестовых походов Людовика Святого, после падения
Палестины и Кипра возвращались они в сопровождении своих оруженосцев,
своих мулов, груженных золотом, своей кавалерии на чистокровных арабских
конях и своих черных рабов.
Жак де Молэ мысленно видел блистательное возвращение побежденных,
пытавшихся держаться героями.
"Мы стали никому не нужны и не поняли этого, - думал Великий магистр. -
Мы по-прежнему говорили о новых крестовых походах, об отвоевании
утраченных владений... Быть может, мы пользовались незаслуженно большими
привилегиями, не по чину гордились. Были Христовым воинством, а
превратились в банкиров церкви и короны. А чем больше у тебя должников,
тем больше врагов".
Ловко же их провели! Трагедия началась в тот день, когда Филипп
Красивый попросил принять его в Орден тамплиеров, чтобы самому стать
Великим магистром. |