А
ведь он старался быть приветливым и любезным. Он желал, чтобы его
одновременно и боялись, и любили. Непомерно большое притязание...
Первой обрела свою обычную самоуверенность маленькая Бланка.
- Простите нас, государь, - произнесла она, - но не так-то приятно
повторить то, что мы говорили.
- Почему же? - спросил Филипп Красивый.
- Потому что... потому что мы плохо отзывались о вас, - ответила
Бланка.
- В самом деле? - сказал Филипп, не зная, принять ли слова невестки за
шутку, и удивляясь, что с ним осмеливаются шутить, Он бросил быстрый
взгляд на юношу, который, стоя на почтительном расстоянии, видимо
чувствовал себя не совсем ловко в присутствии короля, и спросил, указывая
на него движением подбородка:
- Кто это такой?
- Мессир Филипп д'Онэ, конюший дяди Валуа; дядя прислал его ко мне в
качестве провожатого, - отозвалась графиня Пуатье.
Юноша снова отвесил низкий поклон.
На мгновение в голове короля промелькнула мысль, что сыновья его,
пожалуй, поступают не совсем разумно, позволяя своим женам разгуливать с
такими красивыми конюшими, и что прежний обычай, по которому принцессы
имели право выходить из дома только в сопровождении придворных дам, был не
так-то плох.
- У вас есть брат? - спросил он молодого конюшего.
- Да, государь, мой брат находится при его высочестве графе Пуатье, -
ответил д'Онэ, с трудом выдерживая тяжелый королевский взгляд.
- Верно, я вас всегда путаю, - произнес король. И, обратившись к
Бланке, спросил:
- Итак, что же вы обо мне говорили дурного?
- Мы с Жанной пеняли на вас, батюшка, ибо наши мужья совсем отбились от
рук: пять ночей кряду вы держите их допоздна на заседаниях Совета или
посылаете Бог весть куда по государственным делам.
- Дочки, дочки, разве можно говорить о таких вещах вслух, - укоризненно
сказал король.
Он был целомудрен от природы, и говорили, что в течение своего
девятилетнего вдовства не знал женщин. Но он не мог сердиться на Бланку.
Ее живой, веселый нрав, ее смелые речи обезоружили бы любого. Хотя слова
невестки несколько покоробили его, в душе он забавлялся ее отвагой. Король
улыбнулся, что случалось не чаще раза в месяц.
- А что скажет третья? - спросил он.
Под словом "третья" он подразумевал Маргариту Бургундскую, кузину
матери Жанны и Бланки, жену его старшего сына Людовика, короля
Наваррского.
- Маргарита? - воскликнула Бланка. - Она заперлась у себя, она
сердится, она говорит, что вы такой же злой, как и красивый.
И снова король не мог сразу решить, как следует ему принять последние
слова невестки. Но Бланка смотрела на него таким ясным, таким наивным
взглядом! Только она одна осмеливалась шутить с королем, только она одна
не трепетала в его присутствии. |