И Кристоферу Рэлстону, который находится в Кабуле по долгу службы, предстоит пережить это нападение. Возможно, она увидит его. Опасно было даже думать на эту запретную тему, но удержаться Аннабель не могла. Возможно, ей удастся смягчить Акбар-хана, если они вместе поедут в Кабул. Он прислушивается к ее словам. Правда, Аннабель не обманывалась насчет степени своего влияния. Оно было весьма ограниченным, хотя кто знает, ведь Акбар-хан непредсказуем.

Солнце встало, и снежные вершины вспыхнули огнем, но было по-прежнему холодно. Айша вздрогнула от резкого порыва ветра, который пронесся по узкому ущелью.

– Да, наверное, пора возвращаться, – сказал Акбар-хан.

Он почувствовал и эту дрожь, и душевное волнение Айши, которое, как ей казалось, было надежно скрыто. Акбар-хан и сам не знал, зачем, собственно, он берет ее в Кабул. Может, для того, чтобы понаблюдать, как Айша будет вести себя, оказавшись совсем близко от феринге? Она стала другой после той ночи, проведенной с Кристофером Рэлстоном. Разница почти неуловима, но она существует.

Иногда Акбар-хан готов был махнуть на все рукой, примириться с тем фактом, что если женщина предавалась любви с другим мужчиной – это не проходит бесследно. Что-то в ней меняется. Но потом он спрашивал себя: а вдруг дело обстоит серьезнее, чем кажется? И возможно, он еще пожалеет о том, что устроил Айше такое испытание. Нельзя сказать, что она стала менее внимательна к нему. Что стала холодной или отчужденной. Но Акбар-хан точно знал: женщину, которую он воспитал в традициях своего народа, теперь переполняет жизненная энергия. Этого не было раньше; в той женщине, которой он обладал, такое никогда не проявлялось. Вот что беспокоило его.

Акбар-хан развернул свою лошадь. Сокол продолжал спокойно сидеть на его руке.

– Поедем, Айша. Шир Мухаммед позаботится о птицах. – И бадахшанский конь рванулся вперед.

Айша пустила свою лошадь в галоп. Сокольничий и его помощники вполне способны справиться с двумя соколами, ведь Акбар-хан явно дал понять, что соколиная охота ему сейчас неинтересна. Резкая смена настроения, впрочем, вещь для него обычная.

Приехав в крепость, Айша соскользнула с лошади и стала ждать дальнейших приказаний Акбар-хана. Но он прошел в дом, не сказав ей ни слова. Нахмурившись, Айша направилась к сводчатой двери, ведущей в гарем. Она ничем не провинилась, чем же вызвано плохое настроение Акбар-хана?

Теряясь в догадках, Айша раздвинула занавес из бус и оказалась в женской половине дома. Возможно, Акбар-хан занят мыслями о поездке в Кабул и шуре, на которой должны присутствовать другие сирдары. На этом сборище, как всегда, начнутся распри. Слишком много там будет вождей. И не меньше сложных вопросов. Да, это единственно разумное объяснение. И мысли Айши переключились на завтрашнее путешествие и сборы. Но выяснилось, что все уже сделано за время ее отсутствия.

Сорайя опять поджала губы. Она всегда напускала на себя такой вид, когда что-то в гареме происходило как бы ей вопреки. И дело было не в самой поездке. Но если уж Айша сопровождает в ней хана, то должна ехать и она, Сорайя, в качестве дуэньи и горничной. Решения хана не подлежат обсуждению, но почему бы не сорвать свое раздражение на тех, кто не может ответить?

Айша, поняв, что происходит, заранее смирилась с неудобствами: всеобщая смута грозила возмутить обычно спокойную заводь гарема. Так что она постаралась успокоить разгулявшиеся нервы Сорайи и тем самым уберегла самых молодых членов этого крепко спаянного женского коллектива от незаслуженных грубостей.

Следующим утром они двинулись в путь: небольшая группа воинов-горцев и четыре женщины, которые – включая Айшу – ехали сзади.