Ее кобыла тяжело и прерывисто дышала, со свистом втягивая воздух раздувающимися ноздрями. Несмотря на холод, бока лошади покрылись пеной. Айша твердо встретила взгляд Акбар-хана, в ее глазах, спрятанных за сетчатой вставкой, блеснул огонек торжества. Он медленно наклонил голову, и легкая улыбка тронула уголки рта. Однако Акбар-хан не сказал ни слова. В задумчивом молчании они ждали, пока к ним присоединятся остальные всадники, а лошадь Айши восстановит дыхание.

На ночь они нашли приют в горной деревеньке. Глинобитные домики лепились к склону горы, а сторожевая башня возвышалась над ними, как часовой. Аксакаи, деревенские старейшины, приветствовали их, склонив свои почтенные седые головы в знак уважения к хану. Гостей провели в хижину, состоящую всего из одной комнаты. От овечьего навоза, который подбрасывали в огонь, шло отвратительное зловоние. В узкую дверь, пригнувшись, вошел мулла, и Айша приготовилась к длинным церемониям приветствий, в которых женщины участия не принимали. Пока не завершится этот ритуал, ужина ждать нечего, а Айша уже умирала с голоду. Ее успокаивало одно: мужчины, очевидно, тоже жаждут поесть, и, если повезет, Акбар-хан несколько ускорит ход событий.

Терпение, которому давно научилась Айша, было ее главной силой. И она стояла в полной неподвижности (поразившей в свое время Кита), а разговор все продолжался, и тлетворный дым стелился по комнате. Мужчины взяли по щепотке листьев табака и положили под язык. Речитатив святого человека, муллы, наводил сон. Но наконец он умолк, и Айша почувствовала, что женщины, стоявшие вокруг нее, с облегчением зашевелились. Теперь-то их наверняка ждет ужин.

В такой бедной деревне нечего было и думать о каких-то изысках. Айша прекрасно понимала, как трудно будет аксакаям принять такую большую партию гостей. Но жители деревни тоже принесли угощение: талхан – пирог с сушеными тутовыми ягодами и грецкими орехами; пиалы с гаймаком (желтоватой плотной массой, которая образуется на сливках), накрытые плоскими круглыми лепешками из пшеничной муки; кусочки вяленого антилопьего мяса и соль, соскобленную с драгоценной глыбки. Из напитков им подали только дах, и Айша, которая так жаждала чая, решила, что это кипяченое разбавленное молоко – плохая ему замена. Но, увидев, как Акбар-хан поднес хозяину подарок – брикет чая, посыпанного красным перцем, она сразу оживилась. Предложат ли женщинам отведать такую роскошь? Айша глотала слюнки, предчувствуя, что ее ждет разочарование.

В комнату притащили самовар. Это вызвало всеобщее волнение; мужчины возбужденно потирали руки. Чай разлили в пиалы и стали передавать по кругу. Глаза Айши наполнились слезами. Конечно, глупо столь болезненно реагировать на то, что тебя лишили чая. Но день выдался долгий и трудный, и напряжение, пережитое во время сумасшедшей скачки, дало о себе знать, хотя и с опозданием.

Акбар-хан взглянул на Айшу. Она сняла чадру, но из уважения к смешанной компании сидела отвернувшись. И все-таки, находясь в другом конце маленькой задымленной комнаты, он чувствовал, что Айша расстроена и плачет. Иногда Акбар-хан поражался, насколько тонко он улавливает все ее эмоции, даже такие примитивные, как эта. Он сказал несколько слов аксакаю, который поспешно наполнил пиалу хана. Акбар-хан сам поднес Айше чай.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она, и на мгновение их глаза встретились.

– Я знаю, тебе это доставит удовольствие, – так же тихо отозвался он. – И после такой скачки, я думаю, тебе нужно подкрепиться. – Акбар-хан обвел взглядом комнатушку, забитую людьми, и грустно улыбнулся.