Когда они затихли, то некоторое время лежали в полной тишине, с некоторым удивлением глядя друг на друга.
— Я люблю тебя, — прошептала она. После того что случилось, было уже бессмысленно скрывать это от него. — Я любила тебя с того самого дня, когда ты привез меня в Сазерлей. Меня охватил ужас, когда ты вышел из комнаты, оставив меня с Анной и Сарой.
— Теперь я знаю, что мне вообще не следовало оставлять тебя, — сказал он уныло.
— Обстоятельства были и за и против нас. Мы повстречались с тобой, но именно из-за этой встречи тебе пришлось уехать во Францию.
— Но теперь мы встретились вновь и можем все начать сначала, — от расстройства его голос слегка охрип. Он обнял Мэри за талию, прижал к себе и опять начал целовать ее.
Они вновь занялись любовью, после чего Майкл уснул, а Мэри встала и оделась. Потом она привела в порядок его одежду и аккуратно повесила ее на спинку стула. Поцеловав его в закрытые глаза, она вышла из потайной комнаты. С большой осторожностью Мэри стала подниматься по лестнице, ибо часы уже пробили восемь. В это время и Мейкпис, и слуги были уже на ногах и готовились к завтраку, который обычно подавался в четверть девятого. Ей дважды пришлось прятаться, прежде чем она благополучно добралась до западного крыла. Никогда раньше ей не приходилось так поспешно умываться и причесываться. И все же она опоздала к завтраку на пять минут, чем вызвала недовольный взгляд Мейкписа.
— Если вы хотите оставаться в моем доме, — выразительно произнес он, — то не должны опаздывать к столу.
Анна сочувственно посмотрела на Мэри и вновь склонилась над своей тарелкой. Она с тревогой стала замечать, что хозяин Сазерлея не устает напоминать Мэри, что она живет в доме исключительно по его милости.
В тот же день Майкл встретился с Кэтрин. Ей сообщили о его приезде, и у нее даже щеки порозовели от радости. Он проник в ее апартаменты в полдень, когда Мейкписа не было в доме, а слуги собрались на кухне. Свидание с внуком подействовало на нее, как тонкое вино. В дополнение ко всему ей очень понравился отрез на платье, который привез Майкл. Она оживилась, разговорилась и стала обсуждать с ним положение дел в Сазерлее.
— Придет день, когда наш король вернется в Англию, и тогда все эти сторонники парламента, захватившие чужую собственность, будут вынуждены вернуть ее истинным владельцам.
— Я уверен, что так оно и будет, бабушка. Нам просто надо набраться терпения.
— Боюсь, что Паллистеры обделены этой добродетелью. Мы не терпим промедлений.
— Тут я согласен с тобой, — в его голосе прозвучала ирония, на которую она не обратила внимания.
В ту ночь Мэри пришла к нему в полночь и ушла рано утром, еще до того, как поднялись слуги. Он отложил свой отъезд еще на один день, не в силах оставить любящую его Мэри. Ее стоны во время их любовных игр говорили о том, что она получала огромное удовольствие, в то время как его жена относилась к своим супружеским обязанностям как к тяжкой необходимости. Софи, словно нехотя, подчинялась ему, стараясь не смотреть на его обнаженное тело, а Мэри отдавалась ему со всей страстью, наслаждаясь его силой и выносливостью.
И все же ему нужно было уезжать. Каждый час, проведенный в Сазерлее, грозил ему опасностью. Анна, несмотря на то, что не хотела расставаться с сыном, уговаривала его поспешить с отъездом, наивно полагая, что он не покидает дом из-за нее и Кэтрин. Наконец он открылся ей.
— Я влюблен в Мэри. Я совершил самую большую ошибку в жизни, женившись на другой женщине, но теперь уж ничего не поделаешь.
Анна по своей доброте жалела всех троих.
— Да, тут уж ничего не поделаешь, Майкл. Ты уже обидел Софи, невзирая на то, знает ли она о Мэри или нет. И ты обидел Мэри. |