– Ничего.
– Когда я приземлился, то почувствовал, что что-то не в порядке. Я подумал – ага! Вот оно что!
Вскоре полковник выбрался из-под самолета, все еще на четвереньках, и уселся прямо на земле, прислонившись спиной к колесу своего самолета. На его испачканном лице сияла улыбка.
Сейчас он казался таким спокойным, совсем не похожим на скованную и неловкую фигуру в вечернем костюме, как прошлым вечером. Я не осознавала, сколь напряжен он был тогда. Сейчас его руки и ноги выглядели расслабленными; он похлопал по самолету так, как ковбой оглаживает свою любимую лошадь. Мне стало неловко, как будто я случайно увидела интимную сцену.
– Можно мне потрогать? – спросила я, удивленная собственной смелостью.
– Конечно! – Чарльз вскочил на ноги. – Не бойтесь, ему не больно!
Он снова улыбнулся, на этот раз так широко, что все его лицо расплылось, а в глазах появились мальчишеские искорки.
– Как, это ткань? – Я не могла поверить; аэроплан, на котором он перелетел через океан, был сделан только из парусины и жесткого металлического каркаса!
– Да. Ткань, покрытая смазкой – вид защитной жидкости. Это делает его достаточно прочным и достаточно легким, чтобы выдержать полет.
– А самолет, на котором мы полетим, тоже сделан из материи?
– Да. Но не беспокойтесь, мисс… Энн. Уверяю вас, это совершенно безопасно.
– О, я не сомневаюсь, – мне хотелось показать ему, что я не боюсь.
Да и чего мне было бояться? Не было никого, кому бы я доверяла больше, чем Чарльзу Линдбергу, хотя только что познакомилась с ним. С кем еще я могла бы подняться в небо?
Следующие минуты были полны бурной деятельности; после того как Чарльз осмотрел свою машину, охранник прицепил к трактору нос другого самолета – биплана, как я узнала из вчерашней лекции Чарльза. Этот самолет был покрашен в голубой цвет с яркой оранжевой отделкой, а не в серо-голубой монохром, как «Дух Сент-Луиса». С пронзительным ревом, который вспугнул ласточек, устроившихся около входа, трактор тронулся и потащил самолет наружу из ангара. Чарльз нашел для меня шлем и летные очки, и я поспешно последовала за ним из ангара к самолету, который теперь находился в конце узкой, коротко подстриженной полоски травы в середине поля. В тусклом утреннем свете я едва могла различить флаг в конце этой взлетной полосы, развевающийся под легким бризом.
Было тепло и пахло чем-то сладким, похожим на мятные леденцы. Высоко в небе плыли редкие белые облака, и я не могла поверить, что через несколько мгновений буду парить среди них.
Застегнув шлем под подбородком, я разглядывала самолет; два места были расположены друг за другом, то, которое сзади, было немного выше, чем то, которое впереди. Кабина была открытой.
– Как мы попадем внутрь?
– Поднимемся на крыло, – ответил Чарльз. Он наклонился ко мне и затянул ремешок шлема. – Вот так. – Он серьезно осмотрел меня, потом кивнул, как будто убедился, что на мне все надежно закреплено. Мне было приятно его внимание, хотя я отдавала себе отчет в том, что это всего лишь часть обязательного предполетного осмотра, внесенная в список, который он держал в кармане. Он уже тщательно проверил дроссель, топливо, стер пыль со своих летных очков. Потом натянул кожаные перчатки.
– Будет очень шумно и ветрено, – сказал он мне, и его голос внезапно стал совершенно другим – деловитым и резким, – мы не сможем разговаривать. Около вашего сиденья есть рычаги управления, но не беспокойтесь – они не понадобятся. Я буду сидеть сзади, вы – впереди. Убедитесь, что вы надежно пристегнуты. На вашем месте я бы не высовывал руки наружу. Да, и жуйте вот это.
Пошарив рукой в кармане своей куртки, он вытащил жевательную резинку. |