Нид тихонько зашипел. Верран с удивлением посмотрела на него. Мутант сидел, презрительно поджав губы. Невозможно было определить, понял ли он слова Валледжа или всего лишь отреагировал на оскорбительные нотки, которые время от времени проскальзывали в хорошо поставленном голосе чародея. Затем Верран посмотрела на мужа. Лицо Фал-Грижни оставалось невозмутимым и совершенно непроницаемым. И все же Верран — и она сама не могла понять почему — бросило в дрожь.

— Но есть моменты, — не повышая голоса, продолжил Глесс-Валледж, — которые настолько очевидны, что реакция на них не требует продолжительных раздумий. И эта реакция должна оказаться однозначно отрицательной. Во-первых, его непревзойденность Фал-Грижни упомянул в качестве доказанного или не требующего дальнейших доказательств факта то обстоятельство, что решения, принимаемые нашим правителем, представляют собой опасность для судеб страны. Но это всего лишь личное мнение лорда Фал-Грижни. Да и как можно было бы доказать такое? Наш город-государство — самая гордая, самая могущественная и самая богатая страна на всем Далионе. Так оно было всегда, так же будет и впредь. Да и есть ли у нас хоть малейшая причина относиться к этому иначе? Неужели предложенная передача в залог крепости Вейно свидетельствует о крушении нашей экономики? Да и кто вправе судить о таких вещах? Герцог Повон, правитель нашего государства по праву рождения? Или магистр Грижни, могущество которого в рамках Познания велико и неоспоримо, тогда как его способности государственного мужа вызывают самые серьезные сомнения? Я предоставляю почтенному собранию ответить на этот вопрос.

Прежде чем продолжить, он позволил себе легкую ироническую улыбку.

— Лорд Грижни постулирует тот факт, что данный остров Победы Неса находится вне юрисдикции герцога и, следовательно, не подлежит налогообложению. В ответ на это я могу указать лишь на самое очевидное: остров находится в самом центре Ланти-Юма. То, что на него так долго не распространялось налогообложение, можно рассматривать исключительно как знак доброй воли со стороны правящей династии. Но в настоящее время означенная добрая воля пошла на убыль. Его непревзойденность председатель совершенно справедливо подчеркнул тот факт, что действиями герцога руководит, возможно, чувство личной вражды. Но по отношению к кому? Разумеется, не по отношению к обществу Избранных в целом. Не секрет, а следовательно, нет никакого греха упомянуть об этом, что отношения между его высочеством и председателем Совета носят далеко не дружественный характер. Тайные лазутчики докладывают его высочеству о том, что Фал-Грижни, возможно, затевает недоброе, и, судя по тому, что мы услышали от него сегодня, в таких донесениях имеется своя правда. Если бы герцог Повон не сомневался в том, что магистр и Совет Избранных не питают к нему недобрых чувств, он и сам не ожесточился бы в ответ, а тем самым со взаимными манифестациями враждебности было бы покончено раз и навсегда.

Механику столь удивительной метаморфозы он расписывать во всех деталях не стал. Да в этом и не было никакой необходимости.

— И наконец, заключительный аргумент председателя, — продолжал Глесс-Валледж. — Он затрагивает обязанности Избранных вторгаться в государственные дела. Что возразить на это? Как ответить на злонамеренную попытку извратить принципы, на которых основывается наше сообщество? Собратья, разве мы с вами политики? Или же мы мудрецы-чародеи, назначение которых состоит в том, чтобы разгадывать тайны Вселенной? Стоит ли нам вторгаться туда, где нас не ждут и не зовут и где мы не сможем принести никакой пользы? Или же нам следует сосредоточиться на своей работе с тем, чтобы исполнить предназначение Избранных? Друзья мои и собратья, для ответа на этот вопрос я заглянул в глубину собственной души. А теперь предоставляю вам с присущей вам мудростью сделать то же самое.

Закончив на этой тяжелой и меланхолической ноте, Валледж опустился в кресло.