— И вы держите его под замком?
— Нет, — невозмутимо ответил Ульф. — Он умер под пытками.
— Какая жалость. Что же, он оказался таким слабаком или допрос был проведен с чрезмерным пристрастием?
— Трудно сказать. Вам еще что-нибудь хочется выяснить, Валледж?
— Да. Мне хотелось бы выяснить, почему вы с таким упорством прибегаете к столь бессмысленным и плохо замаскированным планам. На что вы рассчитываете, посылая наемного убийцу-одиночку к магистру ордена Избранных? Это же сущее ребячество. Почему бы вам не воспользоваться более мощным орудием, находящимся в вашем распоряжении?
— И что это за орудие?
— Ваши гвардейцы, разумеется.
— Только и всего? Послушайте, Валледж, я не несу ответственности ни за одно из покушений на жизнь Грижни. У него, как вам известно, куча врагов. Так почему же ваши подозрения пали именно на меня? — Ульф отпил вина, пристально посмотрел на чародея, а затем продолжал: — Но допустим, чисто гипотетически, что я действительно охочусь на Грижни. Неужели вы думаете, будто я могу напасть на него во главе целого эскадрона или что-нибудь в этом роде? Напасть по собственной воле? Не думаю, будто вы настолько глупы. В таком случае я бы превысил свои полномочия. Приказы в таких делах должны исходить лично от герцога.
— А если вам станет известно, что герцог отнюдь не огорчится подобным поворотом событий?
— Чтобы поверить в это, мне нужно нечто большее, чем ваше слово.
— А что конкретно?
— Устный приказ самого герцога, а лучше всего — письменный приказ.
— Вы ставите трудные условия.
— А почему бы и нет? — Ульф пожал плечами. — Это ведь чисто гипотетическое обсуждение ситуации, не правда ли? И не забывайте о том, что в ходе гипотетического обсуждения чародей вроде вас выражает гипотетическое желание устранить своего руководителя Фал-Грижни. Своего, добавлю, прославленного руководителя.
Глесс-Валледж задумчиво повертел в руке кубок. Как ни противно ему было варварство прямой и честной беседы, она, бесспорно, была единственным средством, способным повлиять на примитивный разум Хаика Ульфа.
— Буду говорить с вами начистоту. Полагаю, мы с вами, командир, едины в одном: Фал-Грижни представляет собой угрозу самому существованию города-государства Ланти-Юм. Его непозволительное и неоднократное вмешательство в государственные дела только усугубляет эту угрозу. Вы со мной согласны?
— Об этом-то я все время и твержу! Только я никогда не думал, что у кого-нибудь из вас, колдунов из секты Избранных, хватит духу на то, чтобы поглядеть правде в глаза. И уж тем более, чтобы что-нибудь в этой связи предпринять.
— Моя лояльность по отношению к городу и его аристократии имеет для меня большее значение, чем принадлежность к ордену Избранных. Но в данном конкретном случае эти интересы не вступают в противоречие один с другим, потому что подлинное служение интересам Избранных заключается в устранении безответственного руководителя.
Валледж мог бы добавить к этому, что пост магистра ордена представляет собой для него самого предмет многолетних вожделений, но вдаваться в такие тонкости в разговоре с Ульфом явно не стоило.
Хаик Ульф призадумался. Глесс-Валледж слыл отъявленным лжецом, медоточивым краснобаем и к тому же сам был колдуном. Но не приходилось сомневаться в том, что он действительно ненавидит Фал-Грижни, и поэтому его соображения стоило принять к сведению.
— Вы говорите об устранении? Но как бы вы подошли к решению этой задачи? Ваша недавняя попытка нельзя сказать, чтобы увенчалась успехом.
— Совершенно ясно, что никто из чародеев не сможет сместить его, пользуясь традиционными методами. Равно как и убийце-одиночке с ним не справится. |