– Как вы могли упустить ее?! – пол тем временем медленно покрывался ледяной коркой, коя приближалась к лепреконам. – За что я вам плачу, недомерки!

– Прости, хозяин, – вступил Горг. – Недоглядел, моя вина. Хочешь, морозь меня, а их не трогай.

– Если к полудню девчонки не будет здесь, я всю вашу деревню обращу в снежную пыль, – процедил сквозь острые зубы.

И его не стало.

– Ой, ёй, ёй! – запрыгала на месте Клара, – что же будет, что же будет!

– Тише, тише, мой сладкий эклерчик, – обнял ее Гурчик. – Все будет хорошо, – а самому тоже поплохело.

– Найдем ее, – произнес Горг. – Успеем. Далеко уйти все равно не могла.

– Это мы виноваты, – прошептала Клара. – Если бы не…

А Гурчик поспешил прикрыть ей рот.

– Да в курсе я про ваши безобразия, – отмахнулся смотритель. – Имел неудовольствие видеть. Ладно, пойду, оповещу наших, пусть глядят в оба.

Лепреконы всем скопом поспешили к запасному выходу.

Лиза же продолжала веселиться в «Бухлишкине». Надо же, какой развеселый народец, оказывается, эти лепреконы. А во дворце все такие угрюмые, видимо тому виной Его Грубейшество, застращал ирод слуг своих.

Раскрасневшаяся после танцев девушка вернулась за барную стойку, допила глинтвейн.

– Давно я так время не проводила, – посмотрела на своего «экс супруга», который тоже подустал.

– В чем лепрекон хорош, так это в выпивке и танце, еще подраться любим, но танцы все же предпочтительней.

– Я тоже люблю потанцевать. Раньше даже в студию народного танца ходила, – мечтательно вздохнула.

А Батрош неожиданно сорвался с места, подбежал к музыкантам, схватил одного за шиворот и поволок к стойке.

– Ну ка, напой ему мотивчик, – поставил перед девушкой ничего не понимающего гитариста.

Кое как Лиза напела мелодию для русской кадрили, под которую она, будучи подростком, танцевала почти каждый вечер после школы.

– Понял? – вышибала грозно зыркнул на музыканта.

Тот кивнул и побежал обратно к своим, пошептался с ними и заиграла до боли знакомая мелодия. На Лизу сразу нахлынули приятные воспоминания. Мама ни одного концерта не пропускала, всегда приходила с камерой и, что забавно, снимала только дочку, словно остальных и не существовало на сцене.

– Вперед, твой выход. Покажи нам свое мастерство, – Бартош учтиво указал на центр зала.

– Что? – вытаращилась на него. – Да не е е ет, это ж когда было?

А остальные подхватили, начали хлопать в ладоши.

– Ну, ладно, – покраснела до кончиков ушей, – а платочек есть у кого? – оглядела народ.

– Держи, – одна лепреконша стащила с головы косынку и передала ей.

Лиза взяла платок, вышла в центр и начала усердно вспоминать все когда то изученные фигуры. И кружилась она, и притопывала прихлопывала, но не хватало партнера. Скоро к плясунье присоединились все! А Бартош занял место того самого партнера. И получилась самая настоящая русская кадриль, ибо лепреконы удивительно быстро усвоили все показанные Лизой фигуры.

Вдруг послышался громкий удар в дверь! Лепреконы застыли на своих местах, а по ногам потянуло холодом. Кабатчик тотчас нырнул под стойку, задвинул шторку, что прикрывала бутыли с водой, коей мелкий шарлатан иногда разбавлял пиво. Скоро до ушей донесся цокот. А лепреконы сразу засуетились, зашептались.

– Скотина рогатая… – донеслось до Лизы. – Прячемся….

Девушка покосилась на Бартоша, он тоже стоял ни жив, ни мертв, но спину держал прямо, грудь выпятил, дабы не показать испуга.