— Мы будем сегодня ужинать или нет? — опять ворвался в её мысли голос Дмитрия.

Она вгляделась: нет, муж вовсе не так весел, как хочет казаться… Катерина зажала в руке крестик, вдруг решив, что будет носить его до тех пор, пока он не приведет её к Ольге.

— Закрывай! — она подмигнула мужу, и он задвинул крышку тайника.

Наконец они сели за стол. Дмитрий залюбовался крестиком на шее жены тот красиво смотрелся на её бархатной коже и спускался точно в ложбинку между грудей.

— За что пьем? — Он поднял фужер.

— За молодость души! — предложила Катерина.

— Намекаешь, что у меня этой молодости нет?

— Конечно, есть! По-моему, ты душой настолько молод, что вполне ещё можешь влюбиться.

— Вот как? Спасибо, — от неожиданности он даже замешкался. Неужели Батя был прав, когда шутил, что у каждой женщины есть укромный уголок, где она прячет свою метлу! Но не отступил, признался, глядя жене прямо в глаза: — Ты права, я влюбился!

Будто ядовитое жало вонзилось Катерине в сердце. Недавно она ходила с Дмитрием в театр, давали "Собаку на сене" — так не про неё ли сказал главный герой: "Не слышал я, чтобы любовь могла от ревности зажечься! Родится ревность от любви…"

— Да не любовь это у тебя, Катюша, — непривычно грустно усмехнулся он, догадавшись о её мыслях, — не любовь, а типичная бабская жадность: ни себе, ни людям… Можешь не беспокоиться: никакого романа у меня с нею не будет! Просто я допрашивал сегодня одну арестованную девочку — подумай, ей всего двадцать два года, а она попала к нам ни за что ни про что, по доносу подлеца — директора школы, и уже на второй день её пытался изнасиловать охранник…

— Ты становишься чересчур сентиментальным, Черный Паша, — не могла удержаться от шпильки Катерина, — между прочим, хозяйке этого крестика, она тронула рукой Ольгин талисман, — было всего девятнадцать, и в гареме, куда ты её отправил, с нею тоже не в бирюльки бы играли!

Она встала из-за стола.

— Извини, мне нужно привести себя в порядок перед сном. Завтра предстоит трудный день. Ужинай без меня.

Когда Катерина вошла в спальню, Дмитрий уже лежал в постели и потягивался, как сытый кот.

— Только что не мурлычешь, — буркнула она, развязывая поясок халата.

— Ну а почему мне не быть довольным? Квартира в центре Москвы, ответственная работа, жена красавица, сын растет. Живи да радуйся… Почему же ты-то не радуешься, жена моя?!

— Это для тебя так важно?

— Важно!

— Никто не сможет нам помочь, Митя, — печально сказала она. — Все то, чему ты предлагаешь радоваться, нажито неправедно, и я, как ни старалась, так и не смогла забыть об этом, даже крестик на шее теперь напоминает мне о несчастье, которое ты принес моей подруге.

Он притянул её к себе и стал не спеша снимать с неё ночную рубашку.

— Не надо, пожалуйста. Как ты можешь после нашего разговора…

— А вот здесь ты права, — он невозмутимо продолжал её раздевать, женщине нельзя дозволять говорить так много: она начинает думать, будто её слова все решают.

— Мне надо с тобой поговорить… — начала было она, но он закрыл ей рот поцелуем, и она уже знала, что не сможет ничего сделать против его рук, губ, против всего его естества, которое живет теперь с ней, в ней и уже не поймешь, где она одна, а где это двуполое сросшееся между собой всеми клетками существо, которое рычит, стонет и плачет…

— Так о чем ты хотела со мной поговорить? — спросил он немного погодя.