Выйти на след Флинта ему удалось буквально с первого телефонного звонка. На его вопрос, работает ли в Реввоенсовете капитан второго ранга Александр Романов, некто, представившийся старшим лейтенантом Суровцевым, сообщил:

— Работал.

— Уволился? Куда-то перевелся?

— Погиб при исполнении специального задания командования, — пояснил Суровцев. — Да в вашей службе об этом должны знать гораздо больше нашего. Я сам отсылал следователю… товарищу Семилетову пакет с документами от товарища Троцкого как раз по этому делу… Кстати, сегодня в одиннадцать часов похороны Романова, если вы его знали, можете проститься. На Ваганьковском кладбище…

Проститься Гапоненко захотел. Подумать только: Флинт! Молодой мужик! Сколько же ему было? Лет на десять моложе его самого, и убит? В этот час на кладбище хоронили сразу несколько человек, но только у могилы Романова он увидел людей в шинелях.

Дмитрий собирался приехать пораньше, но, как обычно бывает, его с самого утра завалили работой, так что успел он подъехать лишь в тот момент, когда гроб уже опустили и хоронившие Флинта стали бросать в его могилу по горсти земли.

Стоящая у могилы молодая женщина в черном платье и накинутом на плечи пальто была, очевидно, его женой. Только она из всех присутствующих была настолько убита горем, что качалась как былинка на ветру, и её с двух сторон вынуждены были поддерживать высокий, атлетического сложения мужчина и маленькая изящная женщина.

— Наташа, успокойся, не надо, Наташа! — уговаривала она вдову, которая клонилась в могилу, будто хотела лечь туда вместе с гробом. Она не выла, не кричала, как многие другие женщины, но безжизненный взгляд и непрерывно струящиеся по лицу слезы говорили лучше громких рыданий, какая это для неё утрата.

— Сашенька, — горестно повторяла она, — Сашенька!

— Не знаешь, Романовой пенсион будет положен? — спросил рядом с Дмитрием равнодушный мужской голос.

— Это уж как начальству будет угодно! — буркнул другой. — Однако вдове траур идет!

Дмитрий не повернул головы на их голоса, но внимательно посмотрел на скорбящую женщину. Действительно, её кожа, несмотря на бледность, имела какой-то розовый оттенок, точно подсвеченная изнутри, глаза, омытые слезами, как два зеленых изумруда горели на её лице. Она была воплощением самого красивого горя, какое прежде видел.

А ведь действительно, он её прежде видел! Выходит, Флинт вместо того чтобы везти девицу в Стамбул, просто взял да и женился на ней? Однако как расцвела эта худышка! Или он, ослепленный Катериной, не увидел в ней будущей красоты?!

К поезду, увозившему жену, Дмитрий еле успел. Он получил на работе разрешение её проводить, но заскочил на полчаса на кладбище, и теперь некогда даже рассказать Катерине о своих впечатлениях.

Пашка воспользовался моментом и сразу влез к отцу на руки, так что приходилось ему разговаривать с женой наспех, удерживая вертящегося во все стороны сына. Катерина попрощалась с Евдокией Петровной, расцеловалась с Первенцевым, и уже проводник торопил их привычным: "Поезд отправляется! Поезд отправляется!" Сказать? Не сказать? Наконец он решился:

— Катюша, а ведь я нашел твою подругу Ольгу. Жива-здорова. Правда, не очень счастлива.

— Почему? — не поняла Катерина.

— Как раз сегодня она хоронила своего мужа.

— Ты сказал ей обо мне?

— Я даже не подошел. Думаю, ей пока не до нас… Кстати, теперь её звать Наташа, а не Ольга!

— А… я знаю, — кивнула Катерина.

— Ничего ты не знаешь, — покачал головой Дмитрий.