— Увидимся завтра, о времени и месте дам знать, — отрывисто бросил Янагисава и, обогнув Хосину, зашагал к выходу.

5

Над дворцом императора ослепительно сияло солнце. Небольшая процессия приближалась к специально предназначенным для чиновников бакуфу дворцовым воротам. Впереди на лошадях ехали Сано и Хосина. За ними маршировали несколько охранников и плыла в паланкине Рэйко.

Ранее Сано сказал Хосине:

— Моя жена едет с нами, чтобы нанести визиты матери и наложнице императора.

К его облегчению, Хосина без дополнительных вопросов принял это заявление, лишь откликнулся:

— Я пошлю человека предупредить дам.

Сано и Хосина спешились; стража открыла ворота. За стенами резиденции процессия разделилась: Сано и Хосина направились ко дворцу, а Рэйко в сопровождении одного из придворных двинулась другой дорогой. Запах нечистот, дыма и тропических цветов наполнял галерею, словно теплое зловонное дыхание; грозовые облака слоились над далекими горами. Однако Сано, несмотря на жару, чувствовал себя прекрасно, освеженный крепким сном. Он не сомневался, что поступил правильно, допустив Рэйко к расследованию.

В южной части резиденции, среди вишневых и лимонных деревьев, которые символизировали лучников и всадников, находился Павильон пурпурного дракона, здесь проходили все важные мероприятия двора. Павильон был обращен фасадом к площадке, окруженной крытыми галереями на ярко-красных столбах. Площадку покрывал белый песок, благодаря чему солнечный и лунный свет проникал в павильон. К дому вели обрамленные красной балюстрадой восемнадцать — соответственно числу рангов в придворной иерархии — ступеней.

Сано и Хосину ожидали придворные. Седовласый человек лет шестидесяти выступил из шеренги и поклонился.

На нем была черная шапочка с вертикальным подворотом сзади, официальное, ядовито-зеленое шелковое кимоно и широкие белые штаны. Глубокие морщины бороздили лоб и очерчивали рот, придавая твердость продолговатому изящному лицу. У него был острый взгляд, свидетельствовавший о незаурядном уме; зубы были зачернены по старинному придворному обычаю.

— Приветствую вас, сёсакан-сама, — произнес он сильным вибрирующим голосом. — Это исключительная честь для нас — принимать представителя сёгуна, наделенного особыми полномочиями.

Хосина сказал Сано:

— Позвольте представить досточтимого Правого министра Исидзё.

— Очень благодарен вам за согласие играть роль посредника между мной и императорским двором, — обратился Сано к Правому министру, словно у того был какой-то выбор.

Аура изысканности, исходившая от Исидзё, невольно вызывала уважение, и Сано смутился. Из истории он знал, что родословная этого человека уходила корнями в столетия. Исидзё был представителем знаменитого клана Фудзивара, находившегося у власти с седьмого по одиннадцатый век. Эпоха правления этого клана ознаменовалась замечательными творениями живописи и поэзии; имя Фудзивара до сих пор являлось синонимом влиятельности и высокой культуры.

— Его величество император ждет вас, — сказал Правый министр.

Поднимаясь по лестнице в сопровождении Исидзё и Хосины, Сано, как и любой японец на его месте, испытывал трепет. Для решения человеческих проблем император мог привлекать силу богини Матэрасу; он имел особый дар постигать нравственный закон Вселенной и проецировать его на общество. В конфуцианской модели мира военная диктатура была всего лишь инструментом, при помощи которого правил император.

Они сняли обувь при входе и прошли в зал приемов. Окна были забраны решетками. На кипарисовом полу лежала длинная белая дорожка. Исидзё провел по ней Сано между рядами коленопреклоненных придворных. Другие царедворцы стояли на коленях перед императором, который сидел на троне.