— Я улыбаюсь, вспомнив о том, как дежурная застукала мою подругу, когда та собиралась удрать с уроков и перекусить где-нибудь с Блэйном. Дарси по пути в кабинет директрисы посоветовала ей поискать себе занятие получше. «Чем ты занимаешься, женщина? По-моему, в твоем возрасте уже давно заканчивают школу». Этот комментарий стоил ей отдельного выговора.
— О!.. Кажется, я знаю. — Вдруг она начинает хихикать. — Это раздатчица в столовой?
Я смеюсь:
— Ага.
— Джун!
— В яблочко. Ты угадала.
Джун была любимицей старшеклассников. Под восемьдесят, ростом метр тридцать, вся в морщинах от многолетнего неумеренного курения, она прославилась тем, что однажды уронила накладной ноготь в лазанью Томми Бакстеру. Томми важно прошагал в голову очереди и вернул вышеупомянутый предмет по назначению. «Кажется, это твое?» Джун засмеялась, стерла соус и приклеила ноготь обратно. Все развеселились, принялись хлопать в ладоши и петь: «Браво, Джун!» И этого хватило для того, чтобы заслужить любовь учеников. Возможно, однажды кто-то просто бросил вскользь, что подыгрывать старушке — весело. Может быть, это даже была Дарси. Она любила такие штучки.
Дарси смеется:
— Старая добрая Джун. Наверное, она уже умерла.
— Я уверена, что она все еще на месте. Спрашивает своим скрипучим голосом, кто хочет макароны с мясным соусом.
Когда наконец Дарси перестает смеяться, то говорит:
— Уф!.. Спать совсем расхотелось.
— Да, точно, — говорю я, и меня внезапно охватывает нежность.
— Мы ведь здорово веселились, когда были маленькие, а?
— Ага.
Дарси снова хохочет.
— Что? — спрашиваю я.
— Помнишь, как мы однажды ночевали у Аннелизы и перевешали всех кукол ее сестры?
Чуть не лопаюсь от смеха, вспоминая Барби, болтающихся на нитках в дверном проеме. Аннелизина сестренка закатила истерику, а ее родители немедленно отправились к нашим, чтобы сообща придумать подходящее наказание. В результате нам запретили встречаться неделю — большой срок для лета.
— Сейчас, когда об этом подумаешь, все это кажется таким глупым, — говорю я.
— Да. А вспомни, Аннелиза всем твердила, что это не она придумала.
— Точно. Она никогда ничего не могла придумать.
— Все самые классные задумки были наши. Она была настоящей подражулей.
— Да, — говорю я.
Замолкаю и вспоминаю детство. Помню тот день, когда мы пошли в магазин со своими грошовыми сбережениями (дело было в шестом классе), чтобы купить «кулон для лучшего друга» — сердечко, которое можно было разломить пополам. Каждая половинка висела на позолочен-ной цепочке. Дарси достался кусочек с буквами «луч др», а мне — «ший уг». Конечно, мы обе беспокоились, что подумает Аннелиза, и потому хранили эту вещицу в тайне, а ночью клали под подушку. Помню тот трепет, который ощущала, когда прятала свою половинку под одежду, прямо к телу. Я была лучшей подругой. В этом была какая-то надежность, ощущение взаимности и сходства.
Мой кулон все еще лежит в шкатулке с украшениями, позолота потемнела от времени. А теперь его красота потускнела еще и оттого, что нечто ушло невозвратно. Мне вдруг становится невероятно тоскливо, когда я вспоминаю тех двух маленьких девочек и думаю о том, что происходит между ними сейчас. И о том, что никогда не вернется, независимо от Декса.
— Давай поболтаем, — нежно говорит Дарси. Ни следа от той нахальной, самоуверенной девицы, на которую я так обижалась и которую так не любила. — Пожалуйста, не засыпай. У нас никогда больше не будет такой возможности. Я скучаю по нашим разговорам.
— Я тоже, — искренне говорю я. |