Иду в туалет, а когда возвращаюсь и начинаю искать Хиллари, со мной заговаривают Холлис и Дьюи Мэлоны. Холлис поступила на работу в ту же фирму, что и я, но буквально на следующий день обручилась с Дьюи. Он некрасив и без малейшего чувства юмора, но у него внушительные сбережения. Поэтому Холлис им заинтересовалась. Очень забавно слушать, когда она рассказывает о том, какое у Дьюи «золотое сердце», тщетно пытаясь скрыть свои истинные намерения. Конечно, ей можно только позавидовать, но лично я скорее буду нищенствовать, чем выйду замуж за подобного типа.

— Мне теперь живется куда лучше, — разглагольствует Холлис. — Эта фирма была просто ужасна. Я думала, что совсем отупею на работе... Зато теперь у меня есть время, чтобы читать и размышлять... Это здорово. Так раскрепощает.

— Да-а... это классно, — говорю я, отметив про себя, что расскажу о них Хиллари.

Холлис собирается поведать мне о собственном доме с видом на парк и о том, как усердно она украшает свое гнездышко (ей пришлось прогнать троих дизайнеров, не разделявших ее точку зрения). Дьюи в течение всего разговора не произносит ни слова, ест мороженое и, видимо, скучает. Один раз я прослеживаю его взгляд — он устремлен на ягодицы Дарси, втиснутые в узкие ярко-красные брючки.

Внезапно рядом возникает Маркус.

Знакомлю его с Дьюи и Холлис. Дьюи жмет ему руку и снова впадает в прежнее состояние: сопит и томится. Холлис живо интересуется, где Маркус живет и кем работает. Очевидно, его место жительства и должность не оправдывают ее надежд, потому что оба извиняются и движутся к более ценным гостям.

Маркус удивленно поднимает бровь.

— Ну и парень этот Дьюи — а?

— Точно.

— У него как будто кол в заднице.

Смеюсь. Он явно горд тем, что рассмешил меня.

— Стало быть, развлекаешься?

— В общем, да. А ты?

Он жмет плечами.

— Ощущение, будто все здесь чересчур серьезны.

— Таков Хэмптонс.

Смотрю на собравшихся. Ничего общего с дружескими пирушками в далекой Индиане. С одной стороны, я рада, что мои горизонты заметно расшились. Но с другой стороны, каждый раз, приходя на подобную вечеринку, чувствую себя неуютно. Я лицемерка — пытаюсь общаться с людьми, считающими Индиану всего лишь местом, над которым пролетает их самолет по пути в Лос-Анджелес. Вижу, как Дарси прогуливается под руку с Дексом. В ней не осталось ровным счетом ничего «индианского»: посмотреть на нее — так она будто выросла в Нью-Йорке. Разумеется, ее дети будут истинными манхэттенцами. Когда у меня будут малыши (если будут) — перееду в пригород. Смотрю на Маркуса и пытаюсь представить, как он втаскивает на панель трехколесный велосипед, смотрит сверху вниз на нашего маленького сына, у которого все личико в разводах фруктового мороженого, и наставляет его ездить только по тротуару.

У мальчика коротенькие, как у Маркуса, брови, которые смотрят вверх и похожи на перевернутую V.

— Идем, — говорит Маркус. — Давай возьмем чего-нибудь выпить.

— Хорошо, — отвечаю я, не спуская глаз с блондинки в таком же, как у меня, платье.

Когда мы продвигаемся к бару возле бассейна, снова думаю об Индиане, рисую себе Аннелизу, Грега и их соседей, расположившихся на свежеподстриженной садовой лужайке. И ничего страшного, если кто-нибудь наденет точно такие же, как у нее, шорты цвета хаки.

С этой вечеринки мы отправляемся на другую, а заканчиваем вечер, как обычно, в «Толкхаусе». Я снова танцую с Маркусом. Около трех часов ночи садимся в машину и едем домой. Хиллари и Клэр сразу отправляются спать, а мы вчетвером остаемся в гостиной.