– Сумеешь сама повторить макияж «Клеопатра»? – деловито осведомилась Инна Станиславовна.

– При наличии парика и необходимого набора грима – да, – кивнула я. – Конечно, для рекламной фотосессии моя работа не сгодится, но для тусовки сойдет.

– У Марины вот тут, в углу рта, есть родинка, – уточнил Глеб Львович. – Девочка потрясающе похожа на тебя в образе Клеопатры, но, чтобы сделать снимки идентичными, я аккуратно заклеил пятнышко пластырем.

– Нарисую отметину подводкой для глаз, – пообещала я.

– Можно и не рисовать, – запротестовал Роман. – Никто из приглашенных с Мариной не знаком, ни к чему лишние старания.

– Иди в мою спальню, – распорядилась Инна Станиславовна. – Я принесу туда платье, туфли, букет, украшения. Короче, все.

– Извините, я впервые нахожусь в вашем доме, – напомнила я, – в кабинет меня привела Лиза.

– Пошли! – велела Инна и потянула меня за руку.

Когда хозяйка привела меня на свою половину, я сразу поняла, что у нее с мужем разные комнаты. Почему, несмотря на огромную кровать, я пришла к такому выводу? В помещении не было ничего мужского, интерьер выполнен в нежно‑бежевых тонах, на стенах висели не картины, подобранные дизайнером, а фотографии собак‑кошек. Около уютного кресла, расположившегося под торшером, стояла корзинка с вязанием, и повсюду были разбросаны подушки разных форм и размеров.

– Осмотрись в ванной, подумай, что тебе может понадобиться. – Инна Станиславовна вдруг улыбнулась. – Я очень люблю животных, но не могу их завести – у меня аллергия на шерсть. У Розы Игнатьевны живет собачка Лялечка, мне из‑за нее приходится постоянно пить таблетки.

– Неприятно, – пробормотала я.

Инна открыла дверь, ведущую в санузел.

– Давай не будем терять время, его у нас немного.

– Вот это да! – ахнула я, входя в просторное помещение, отделанное темной, имитирующей дерево, плиткой. – Сколько коробочек!

– Давно собираю антикварные шкатулки, – пояснила супруга олигарха. – Кое‑что покупаю сама, кое‑что мне дарят. В ванной лишь малая часть коллекции, те экземпляры, что некогда предназначались для туалетных принадлежностей.

– Какие красивые! – восхитилась я. – Надо же, есть совсем крохотные. Вон та, например, зелененькая – ну что в нее можно положить? Даже конфетка не влезет.

– Это так называемая блохоноска, – пояснила хозяйка. – Сделана во Франции в шестнадцатом веке. В те времена во дворцах не было ни водопроводов, ни канализации. Слуги даже во время балов приносили ночные горшки. Впрочем, некоторые гости без стеснения бегали во двор…

– Наверное, очень удобно зимой в кринолине выскочить на улицу, чтобы пописать под кустиком, – перебив ее, развеселилась я.

– Мылись тогда редко, поэтому никого не удивляло наличие блох в прическах. Волосы укладывали раз в два‑три месяца, активно пользовались париками. Если во время танца на кавалера прыгала с дамы блоха, он брал ее, сажал в такую коробочку, а потом носил «сувенир» на шее. Очень романтично! – рассмеялась Инна Станиславовна.

– Да уж… – передернулась я. – Странно, что у них под платьями не жили мыши или хорьки. А вон та, красная?

– Вероятно, она предназначалась для пудры, – предположила хозяйка дома.

– Ой, а розовая с медальоном в виде ангела, какое чудо! – восхитилась я. – Похожа на современное изделие, но как здорово сделана! Не отличить от музейного экспоната.