Софи, некоторое время не знает, к кому обратиться, к студенту или к Мируэту. Мсье Шевалье, господин профессор просит извинить его, что заставляет вас обождать еще минутку. Но пришла маникюрша господина профессора, и ей нельзя отказать; это такая особа, что она рассердится. Она только на три минуты.

Мируэт. Простите, Софи. Вы обо мне доложили?

Софи. Я хотела о вас доложить, но маникюрша вошла вслед за вами. Я доложила о маникюрше.

Мируэт, у которого вырывается невольное движение. Чрезвычайно резонно. Но я должен вам объяснить. У меня есть к мсье Ле Труадеку исключительно спешное сообщение. Будьте добры, скажите это профессору и подчеркните при этом, что мое обращение к нему носит характер такой общественной важности и даже государственной неотложности, — вы слышите? — что я полагал бы возможным попросить маникюршу подождать.

Софи. О, тогда она больше никогда не вернется.

Мируэт. Передайте, как я сказал: «общественной важности и государственной неотложности». Я имею обыкновение взвешивать свои слова.

Явление четвертое

Те же, кроме Софи.

Мируэт. Послушайте, мой дорогой друг. То, что вы мне сообщили, сенсационно, и вы еще не все рассказали. К сожалению, я не могу этого использовать для «Разведчика». Но было бы преступлением оставить это втуне. Сходите сегодня же от моего имени на улицу Монмартр, дом 30, в редакцию «Скандального Парижа». Спросите мсье Куэриби. И болтайте, не стесняйтесь. Вас никто не назовет, не бойтесь. Мы, знаете, платим. В ваши годы приятно иметь немного карманных денег. Я сам был студентом.

Явление пятое

Те же, Софи.

Софи. Господин профессор просит сказать, что он сейчас выйдет. С маникюршей было уже поздно. Она уже начала одну руку.

Мируэт. Хорошо, хорошо, благодарю вас. К тому же я в восторге, что имею случай побеседовать с вами. Не уходите, Софи. Я смотрю на вас, как на представителя бесконечно интересной социальной категории. Какую газету вы читаете?

Софи. Когда как. Обыкновенно вечернюю, когда господин профессор прочтет.

Мируэт. Я не спрашиваю вашего мнения о «Разведчике», но я не удивлюсь, если вы ему сочувствуете. Что бы вы сказали об отделе, посвященном домашней прислуге? Скажем, еженедельном? (Софи, по-видимому, удивлена). О, я не прошу, чтобы вы его вели. У вас столько дела здесь. Я кого-нибудь найду. Нет, я вам говорю о принципе.

Софи. Право, не знаю.

Мируэт. Сейчас возникает столько волнующих вопросов. Вы, конечно, обратили внимание на то, с какой сдержанностью отнесся «Разведчик» к кризису домашней прислуги? Каково ваше личное отношение к вопросу о цветных горничных?

Софи. О цветных горничных?

Мируэт. Да, об антильянках, сиамках, аннамитках, негритянках… Скажите ваше мнение откровенно. Будьте спокойны, я им не злоупотреблю. Ваше имя не будет названо.

Софи. Вы хотите говорить о негритянках?

Мируэт. Да, в числе других.

Софи. Это женщины, которые сильно пахнут.

Мируэт. Скажите! (Студенту). Вам бы пришла такая мысль? А? Действительно, это серьезное возражение, если подумать, особенно для прислуживания за столом и в жаркую погоду.

Студент. По-вашему, они так сильно пахнут?

Мируэт. Хм, пока не доказано обратное. Но, мой дорогой друг, в ваших глазах я читаю возражение. Скажите.

Студент. О, ничего! Я знаю одну негритянку в этих краях, которая совсем не так уж пахнет.

Мируэт, мечтательно. Возможно. (Задумывается). Имейте в виду, что я не беру на себя ответственности за мнение Софи. Не то, чтобы среди читателей «Разведчика» было много негритянок или негров, насколько мне известно. Но я стою за научную истину, а наука означает осторожность. Газета не может необдуманным заявлением восстанавливать против себя совокупность племен, покрывающую значительную часть земного шара.