Его серебряные глаза оставались холодными. Непроницаемыми.
— Почему? — Крик Виктории отскочил от потолка, обежал бледно-голубые эмалированные стены. — Почему вы лгали мне?
Почему он обольщал ее образами сплетенных тел, истекающих потом после разделенного наслаждения?
Почему он сказал ей, что находит ее желанной?
— Я должен был знать, — просто ответил он.
Прежде она ошибочно принимала мимолетные тени в его глазах за сожаление; она не сделала этой ошибки снова.
— Что вы должны были знать? Как далеко зайдет девственница, чтобы получить деньги? — Виктория старалась, чтобы в ее голосе не прорвались визгливые нотки страха. — Вы продали ваше тело. Уверяю вас, сэр, я зашла бы намного дальше, чем стоять над вами, тряся грудями вам в лицо.
Ее рот резко закрылся, и она услышала эхо своих слов.
Голубые эмалированные стены сжимались, пока она не почувствовала, что они давят ей на спину, грудь, бока.
Она взяла бы его в рот.
Она взяла бы его в любое и во все свои отверстия.
И он знал это.
Было совершенно ясно, что ее девственность не имеет для него никакого значения. Но это было все, что у нее осталось.
И это он тоже знал.
— Я должен был знать, есть ли у вас оружие, мадемуазель, — просто ответил он.
— Вы приказали мне снять панталоны, — она глотнула воздух, — чтобы увидеть, не спрятала ли я в них оружие?
— Да.
— Где, по-вашему, я скрыла бы это оружие — в моем влагалище?
— Возможно.
Виктория уставилась на него.
— Надо же, какой мы, женщины, опасный пол. И какой удачливый. — Пузырек смеха, пойманный в ее груди, поднялся к горлу. Она вспомнила старшего брата своей бывшей подопечной, который поглощал ужасные грошовые романы, описывавшие американское пограничье. — Нам не нужна кобура, у нас есть наши влагалища, всегда наготове.
Смех, добравшийся до ее горла, не отразился в его глазах.
— У мужчин тоже есть полости, мадемуазель, — откровенно ответил он.
Пузырек смеха лопнул.
Виктория вспомнила… Empétarder… принимать что-либо через задний проход.
Унижение обожгло ее щеки.
— Я сомневаюсь, что женские — или мужские — отверстия предназначены для размещения пистолетов, сэр.
— Ножи столь же смертоносны, мадемуазель. А пистолеты меняют размеры и модели.
Да, это было довольно модно среди женщин — носить ожерелья или даже серьги из миниатюрных пистолетов с движущимися частями.
— Вы чувствуете необходимость обыскивать всех женщин, которых покупаете? — лаконично спросила она.
— Я не покупаю женщин для секса.
Он покупает женщин, чтобы убивать?
— Тогда я в недоумении, почему вы предложили за меня цену.
— У вас есть кое-что, чего хочу я.
— Вы сказали, что не хотите моей девственности.
— Я хочу имя мужчины — или женщины — того, кто послал вас ко мне.
Раздражение вытеснило страх.
— Я сказала вам, что никто не посылал меня в дом Габриэля.
Виктория по собственной воле решила продать себя.
— Тогда скажите мне имя женщины, которая дала вам сулему.
За шелком его вежливого голоса была твердая сталь.
— И если я сделаю это?
— Я найду эту особу.
— А если нет?
— Она умрет.
Она не уступит истерике.
— А когда вы найдете эту женщину? Что вы с ней сделаете?
— Все, что потребуется, чтобы получить информацию, в которой я нуждаюсь. |