Но что делать, если человек, с которым вам трудно общаться, — ваш близкий родственник, например один из родителей: его тоже нужно поскорее вычеркнуть из своей жизни, забыть о его существовании как можно быстрее? Насколько позитивно надо мыслить, если в ваш город пришла война? Какой коллаж с позитивными картинками из журналов надо повесить на стену в таком случае, чтобы стены не дрожали от разрыва снарядов? Или как именно материализовать на завтрак фрукты своим детям, если хватает только на овсяные хлопья «Геркулес», в лучшем случае — с молоком? «О'кей» ли это?

Да, если брать во внимание природу нашей женской психики, то нацеленность на позитивное мышление — неплохой ориентир для нас. Потому что мы способны творить окружающий мир, исходя из того, что у нас в голове и в сердце. Потому что мы склонны, как никто, излишне драматизировать, переживать, накручивать себя, преувеличивать масштаб проблемы, «делать из мухи слона». Потому что только женщина, не дозвонившись до ребенка в течение 20 минут, может бросить все дела и кинуться к школе, чтобы удостовериться: все ли с ним в порядке. Потому что только женщина, если муж задержался на час, может нервно гуглить в сети информацию о произошедших в городе ДТП. Мужчины в аналогичных ситуациях даже не заметили бы проблемы. Но только не мы!

Есть и доля здравого смысла в том, чтобы уходить от негативных установок сознания. Есть такое понятие в психологии, как селективное восприятие: мы воспринимаем информацию так, как настроены наши «локаторы». Грубо говоря, видим то, что хотим видеть. Чтобы пояснить эту мысль, я расскажу одну историю:

Ирине было уже почти 40 лет, когда она наконец осознала один важный эпизод из своего прошлого. В 16 лет у нее случилась большая любовь с одноклассником. На них смотрели как на пример для подражания, они были самой красивой парой. Было даже решено, что сразу после дней рождения обоих молодые ребята сыграют свадьбу. Никто не сомневался, что так случится. И у нее было только одно условие для жениха: до брака никакого секса. Так что они встречались, общались, держались за руки.

Примерно за полгода до предполагаемой подачи заявления в ЗАГС он уехал в санаторий с родителями. Каждый вечер ей звонил, а она сидела и ждала его звонков. А однажды — не позвонил. Она говорила, что сразу почуяла неладное. А через неделю он вернулся. Но совсем другой — потерянный и подавленный. Ничего не рассказывал ей, хотя вроде бы ничего и не изменилось.

Но однажды все-таки не выдержал и признался, что в один злосчастный вечер в санатории была большая вечеринка для молодежи, где тайно разливали алкоголь. Под известным всем градусом он оказался в постели с незнакомой девушкой, «сам того не понимая — как».

Ира рассказывала со слезами на глазах, хотя прошло уже столько лет, о том, как мир для нее рухнул в момент его признания. Ее первая любовь, ее верный и надежный мужчина — предал ее. И обиднее всего было то, что он сказал ей напоследок такие слова: «Это ведь не любовь была, просто влечение, ничего серьезного».

Почему-то она решила, что он говорил это об их отношениях. Ей показалось, что он не только совершил ошибку, но и обесценил все то, что было между ними. Как будто он, испытав сексуальные удовольствия, понял, что секс лучше, чем та душевная близость, которая между ними жила все эти годы.

Для них как для пары это был конец, с тех пор они перестали общаться. Ей это решение далось непросто: много лет она лечила свои раны и училась доверять мужчинам. На момент нашего разговора ей было почти сорок, у нее уже была счастливая семья, любимый муж, две взрослые дочки. И, проживая с одной из них травмы первой любви, она вспомнила его. И вдруг поняла. Поняла, что та самая фраза, которая так ее ранила, была вообще не о ней. А о той случайной встрече в санатории, о девушке, которая ничего для него не значила в тот вечер.